Сергей Кольцов - Тихая разведка

— Догадываюсь. Отто Вебер? — Вернер провел рукой по вспотевшему лбу.

Гроне отчаянно закрутил ручку полевого телефона.

— Длинные гудки. На аэродроме не отзываются. Есть же живые люди в караульном помещении?

— Я недавно говорил с Роммелем…

— Когда это было? — напрягся Гроне.

В дверях незаметно для обоих эсэсовцев появился начальник контрразведки Фалькенберг.

— Оставьте нелепые разговоры. — Он старался держаться спокойно, но набухшая на лбу, пульсирующая синяя жилка выдавала мрачное его настроение. — Оберунтерштурмфюрер Гроне, вы постарались объяснить медперсоналу, начальнику госпиталя, при каких обстоятельствах получила ранение Штальберг?

— Так точно, штандартенфюрер! Ранена из засады партизанами.

— Это хорошо. Ну, а солдаты, присутствовавшие при этом? Надежны? Сколько их — шестеро? Пока о случившемся подробностей никто не знает. И, если у них языки без привязи, всех ликвидировать. Вам это понятно? И никому ни слова. Ну, а теперь оба — вон! Вон! — в исступлении и ярости закричал Фалькенберг. — И помните, особенно вы, Вернер, молитесь любому богу, в которого верите, чтобы все закончилось благополучно.

— Быстро в мою машину, — заторопился оберунтерштурмфюрер Гроне. — Мы должны застать эту женщину у трапа самолета. Если же экипаж успеет поднять машину в воздух, радируем полковнику Кунцу. У него найдутся асы на истребителях.

— Успокойтесь, Гроне! Я постараюсь исправить свою ошибку. Далеко от нас русская ведьма не уйдет, — нарушая в автомобиле тягостное молчание, с бравадой произнес Вернер. — С экипажем самолета ничего плохого произойти не может. Одна против пятерых — бред… Несусветный бред. — Вернер верил и не верил в то, что говорил.

— А если не одна? Если ей помогает сам дьявол? — Ничем не прикрытое сомнение сквозило в ироническом тоне Гроне.

…Коврова уже была в пути. Послушный ей «оппель-капитан» быстро мчался к аэродрому, и ее беспокоило одно: какой будет встреча с комендантом Роммелем?

Утренние, еще густоватые сумерки и легкий туман, застывший над лесом, скрадывали границы небольшого по площади аэродрома, но все же ей удалось разглядеть транспортный самолет, стоящий у стартовой дорожки. На пути к закрытому шлагбауму резко ударил в лицо свет автомобильных фар. На стальных касках часовых запрыгали световые блики.

— Пароль? — строго спросил один из солдат.

— «Зальцбург»! — остановив машину, ответила Коврова.

— Документы? — бегло просмотрев первую страничку удостоверения Штальберг, часовой сказал: — Штурмбанфюрер! У трапа самолета, вылетающего в Берлин, вас ожидает комендант Роммель. Проезжайте!

Коврова посмотрела в сторону группы людей, стоящих возле транспортника, от которой отошел высокий, стройный офицер в глянцево блестевшем форменном прорезиненном плаще и направился к остановившемуся автомобилю. Немец галантно открыл дверцу автомобиля и с достоинством представился:

— Унтерштурмфюрер Фриц Роммель.

— Штурмбанфюрер Штальберг.

— Ганс Вернер предупредил меня о вашем намерении отбыть в Берлин первым самолетом. Такая возможность вам предоставлена. До старта — пять минут. При выезде из Юдино вы не звонили мне?

— Да! Было такое, — не придав вначале значения вопросу о телефонном звонке, ответила Коврова. Но тотчас же у нее мелькнула мысль о том, что это могли звонить и Ганс Вернер, и Фалькенберг, и Крюгер.

— Телефон подавал сигналы вызова беспрерывно, — словно оправдываясь за допущенную бестактность, произнес Роммель. — Начальник караула с разводящими вышли из помещения и приступили к смене постов. Естественно, в караулке никого не было. Подняв трубку, я опоздал, так как вызов прекратился.

— Благодарю вас за внимание к моей персоне. Надеюсь, в воздухе ничего экстраординарного не произойдет?

— Экипаж ждет вас. До Берлина — два часа с небольшим. В утренние сумерки самолет минует коридор, в котором время от времени шалят советские истребители-охотники, — оптимистически отозвался Фриц Роммель, внимательно рассматривая стоящую перед ним в непринужденной позе представительницу управления безопасности рейха.

Подойдя к трапу-стремянке, Коврова остановилась:

— Простите, но со мной будет еще один человек — офицер СД из штаба моторизованной бригады. Он что-то задерживается. А вот и он!

«Мерседес-бенц» вынырнул откуда-то справа, из заросшей травой просеки, минуя часовых у закрытого шлагбаума.

— Но, позвольте, штурмбанфюрер! Я лично не имею права нарушать существующие на этот счет инструкции и принять на посадку неизвестного мне человека.

— Сошлитесь на мою личную просьбу, унтерштурмфюрер. Всю ответственность за нарушение правил беру на себя. Если вам требуется письменное подтверждение, могу это сделать собственноручно на служебном бланке. Не задерживайте из-за пустяка вылет самолета и дайте добро экипажу, — Наташа и сама впоследствии удивлялась, откуда появился этот металлический оттенок в ее голосе, явно смутивший молодого офицера.

— И все-таки, как комендант аэродрома, я обязан задержать вылет и проконсультироваться с начальником гестапо штурмбанфюрером Крюгером, — нерешительно сказал Роммель.

— Я начинаю терять терпение! Разве Вернер не поставил вас в известность, кто будет сопровождать меня?

Из машины, остановившейся прямо у самолета, вышел подтянутый гауптштурмфюрер СД.

— Хайль Гитлер! — поприветствовал он окружающих. — Гауптштурмфюрер СД штаба мотобригады Курт Кельман. Прошу извинить за задержку. — Ну что? По коням? Ах, да!.. Документы? Извольте! Удостоверение личности, командировочное предписание. — Урмас не торопясь достал из бокового кармана френча документы в обложке из тисненой красноватой кожи. — Штурмбанфюрер, — обратился он к Ковровой. — Простите, как-то так уж получилось… Но вы будете мной довольны. Хайль Гитлер!

— Если за вас ручается штурмбанфюрер Штальберг, — сказал, сдаваясь по действием уверенного в себе, щеголевато одетого гауптштурмфюрера, Фриц Роммель и, досадливо морщась, махнул рукой в сторону командира экипажа.

— Разрешите старт? — озабоченно посматривая на светлеющее небо, нетерпеливо спросил командир.

— Разрешаю! — ответил Роммель.

— Убрать трап! — разнесся уже в салоне грубоватый голос командира.

Впереди мелькнул белый флажок, разрешающий старт. На дорожку лег прямой луч прожектора. Трехлопастные винты самолета дрогнули, лениво описали в неподвижном воздухе полукруг и вдруг зашлись, слились в сплошной сияющий круг.

Уже в самолете Коврова облегченно вздохнула и усталым движением руки, обменявшись взглядом с Урмасом, сидевшим на противоположной скамье, провела ладонью по пылающему лицу.