Владимир Порутчиков - Брестский квартет

«… Меть прямо на сломанную березу…» — вспомнились поручику слова Вальтера. Крутицын хорошо знал это место. Сломанная береза — одиночное дерево, наполовину срезанное осколком и расположенное аккурат между немецкими и нашими позициями, была хорошим ориентиром для наводчиков с обеих сторон. Но поскольку товарищи находились сейчас на правом фланге противника, а нужная им береза находилась на левом, то Крутицын принял решение обогнуть деревню лесом и под его прикрытием выйти к нужному участку фронта. Там же, решил он, надо высматривать и «языка».

Торопясь, то и дело проваливаясь по пояс в глубокий снег, взмыленные и злые оттого, что стремительно уходит время, они почти уже обошли деревню кругом, когда порыв ветра вдруг донес до них запах съестного.

— Э-х, аж желудок сводит… — сразу же затосковал Брестский. — Не поедим, Сергей Евграфович, так хоть понюхаем.

Но Крутицын, увы, не разделил Диминой печали. В желудке у него было сыто и тепло — спасибо вальтеровскому чаю и эрзац-паштету. Ему даже стало как-то совестно за эту свою сытость. Пошарив в карманах шинели, он нашел чудом сохранившийся кусок сухаря и протянул его Брестскому:

— На погрызи пока, а то «языка» брать будем, а у тебя и сил-то нет.

Когда подобрались поближе, увидели наконец источник запаха. У крайнего дома темнели несколько полевых кухонь. Около них толпилось с десяток солдат с саночками и термосами. Слышалось звяканье половников.

— Ага, за хавчиком пришли, гады! Своим на передовую… — с ненавистью прошептал Брестский и с мрачным видом захрустел остатками каменного сухаря.

Повара работали споро, и «саночники», как мысленно окрестил их Крутицын, по двое — один впрягался впереди, другой придерживал сзади термоса, — отчаливали от кухонь и скрывались в деревне.

«Ловить тут нечего, только зря время теряем», — сразу понял поручик и уже кивнул Брестскому, что пора, мол, следовать дальше, как вдруг двое последних солдат, решив, видимо, сократить путь, покатили свой груз не через деревню, а в обход, прямиком к левому флангу.

— А ну-ка, последуем-ка за ними, — шепнул Крутицын товарищу, предчувствуя удачу.

Протоптанная около деревни дорожка бежала мимо леса и дальше через поле к переднему краю. И хотя была она сильно заметена снегом, «саночники» шли достаточно быстро, так что разведчикам пришлось изрядно попотеть, чтобы не отстать. Пройдя метров двести, немцы вдруг остановились, сняли с плеч винтовки, прислонили их к санкам и, убедившись, что никого вокруг нет, быстро открыли термоса. Вкусный дух мигом достиг затаившихся рядом с тропой товарищей.

— Вот, суки, своих же объедают! Западло… — засипел, раздувая гневно ноздри, Брестский. — Ну что, Сергей Евграфович, пощекотим б…ей?

В его руке блеснул нож. Крутицын тоже понял, что настала пора действовать — другого такого шанса может и не быть. Быстро зыркнул по сторонам. Никого вроде. Метель, в случае чего, скроет, ненужный шум.

— Только резать пока никого не будем. Вначале допросим. Я пойду один, а ты уже в случае чего действуй по обстоятельствам. Все. Это приказ! — увидев возмущенные Димины глаза, добавил Крутицын.

Немцы тем временем усердно работали ложками, совсем позабыв про осторожность.

В два прыжка Крутицын достиг дороги.

— Эт-то что еще такое? — гаркнул он по-немецки, внезапно вырастая во мраке перед опешившими немцами. — Быстро на землю! Лежать. И без глупостей. У меня в руке граната, в случае чего подорву всех. Я русский разведчик и мне терять нечего!

Подняв над головой лимонку, он ногой отбросил в сторону ближайшую к себе винтовку и крикнул, поворотившись к лесу:

— Хохлатов, ко мне!

Один из «саночников» дернулся было в сторону поручика, но тот был начеку. Немец тут же получил сапогом по физиономии и, повалившись в снег, закрыл лицо руками. Второй испуганно вскрикнул и встал на четвереньки. Но на тропинку уже выскочил Брестский. Схватив прислоненную к термосу винтовку, он мигом передернул затвор и направил ее на лежащих.

— Я же сказал, без глупостей! — повторил Крутицын, наклоняясь за второй. — Встали, руки вверх и бегом к лесу. Живо!

Немцы, испуганно косясь на наставленные на них стволы, поспешили исполнить приказание. Концы шинелек, как увядшие крылья, волочились за ними по снегу.

Поручик остановил пленных на небольшом, скрытом от посторонних глаз, пятачке в нескольких метрах от тропинки. Скомандовал:

— Шинели и каски снять! Положить перед собой. Быстрее!

Немцы, заворожено глядя на него, начали послушно расстегивать негнущимися пальцами пуговицы.

— Кому предназначался обед?

Крутицын кивнул в сторону тропинки, где стыли на морозе раскрытые термоса. Ответил невысокий и плотный солдат. Он уже снял с себя шинель и каску, обнажив при этом замотанную шарфом голову, и теперь стоял перед поручиком навытяжку, обезоруживающе нелепый в этом своем шарфе. Почему-то немец решил, что Крутицын офицер:

— Солдатам, герр офицер. На весь взвод везли…

— Как фамилия командира? Где он сейчас?

— Лейтенант Гюнтер, герр офицер. На позиции, в блиндаже. Отдыхает.

— Кто еще с ним?

— Еще пятеро, герр офицер: фельдфебель, два связиста…

— А остальные солдаты? — нетерпеливо перебил его Крутицын

— У нас другой блиндаж. Недалеко.

Шальная, безумная мысль в тот же миг мелькнула в голове Крутицына. Вернуться к своим с офицером или простым солдатом? Разные ведь вещи, господа-товарищи, разная ценность, масштаб сведений, так сказать.

Второй немец несколько замешкался с переодеванием: все никак не мог расстегнуть ремешок на каске. Он беспрестанно шмыгал разбитым носом и сплевывал в снег кровавую слюну.

— И чего он, блин, придуряется. Снял бы свой тазик и все! Зачем ремешок-то расстегивать… — не выдержал тут Дима и хотел было двинуть пленного прикладом, как немец вдруг двумя руками сорвал с головы каску и, хрипло выдохнув, впечатал ее в лицо Брестского. В следующее мгновение, он вцепился в Димину винтовку и что есть силы рванул ее на себя. Дима взвыл, мотнул затуманенной головой, но оружия не выпустил и на ногах устоял. Немец тут же отпрыгнул в сторону и, затравленно зыркнув по сторонам, бросился к тропинке, взывая о помощи.

— Стой, гад! — завопил обезумевший от боли и ярости Брестский, нацеливая на него винтовку.

— Не стрелять! Хохлатов, не стрелять! — крикнул Крутицын, а у самого в голове тем временем металось: «Что делать? Что же, собственно, делать? Если не стрелять, то фриц, пожалуй, уйдет и поднимет на ноги всю деревню. Выстрелить?.. Тоже не лучше. Выстрел в тылу почище крика всполошит немцев…» От волнения Крутицын, сам того не замечая, попытался закусить несуществующий ус. «А второй фриц!? Я же совсем забыл о втором… Растяпа!» Но другой немец стоял, на удивление, смирно, лишь испуганно косился то на поручика, то в сторону удирающего товарища.