Анатолий Хорунжий - Неоконченный полет

Где-то высоко прогудели самолеты, и все утихло.

Дул ветер, шумели вязы. Закатывалось за лес красное солнце. Густели тени. Внизу, в долине, где лежало село, показались огоньки.

Дмитрий снял рукавицы, расстегнул на груди комбинезон, достал из кармана гимнастерки партийный билет. Подержал в руках, затем наклонился и глубоко запихнул его за кожу рваного унта. Так, вспомнил, делали все, кому выпадала подобная судьба и кто возвращался в полк. Возвращался... Дмитрий тяжело вздохнул. Перед его воображением на миг предстали Лебединое, друзья, Зоя. Тоска стиснула его сердце. Шум леса тут же развеял видение. Дмитрий кинул за плечо планшет и двинулся напрямик, в направлении далеких огоньков.

Холодный ветер бил в грудь и лицо.

Ясная полная луна лила на землю голубовато-серебристый свет, воздух играл мириадами блесток, словно кипел от мороза; покой и сияние, казалось, властвуют во всем мире.

Зоя бежала по железнодорожной насыпи, не замечая ни луны, ни мороза, ни звонкого снега под сапогами. С той минуты, как услышала «не возвратились», для нее все перестало существовать в том значении, в котором существовало до сих пор.

Раньше, до этого тяжкого дня, случалось, что она вдруг спрашивала себя: «А если придет страшная весть, что будет со мной?» Перехватывало дыхание, она застывала и стояла так какое-то время, позабыв, что делала, куда торопилась. Гнала от себя мысль, и ей хотелось тот же час увидеть Дмитрия, услышать его голос.

Спустилась по крутой насыпи, миновала какой-то черный столбик, нисколько не пугаясь, услышала, как возбужденно гудели провода, пошла утоптанной дорожкой. На белом поле негустым рядком стояли самолеты. Зоя искала место, где бы не было самолета, и не находила его. Она вдруг подумала, что, возможно, Дмитрий и Алексей возвратились перед самым заходом солнца... а возможно, кто-то жестоко пошутил над ней и там, в землянке, Дмитрий встретит ее, смеясь и обнимая.

— Стой! Кто идет?

Зоя остановилась. От автомашины неожиданно шагнул часовой с винтовкой, в длинной шубе.

Из штабной землянки вышел офицер, запахивая на ходу накинутую на плечи шинель. Зоя узнала его. Это был один из друзей Шолоха, знакомый Дмитрию и Зое, штабной офицер и знаменитый декламатор Антон Гук.

Увидя его, Зоя еле сдержала себя, чтобы не разрыдаться. Еще вчера они вчетвером допоздна играли у Дмитрия в домино. Она схватила Антона за руки.

— Что с ними?! Где они?

Антон взял женщину за руку и сквозь рукавичку вмиг ощутил ее тепло и дрожь. Зоя поднесла к глазам платочек, ярко забелевший при лунном свете.

— Это ты напрасно, напрасно, — красивым, спокойно рокочущим голосом заговорил Гук. — Никаких для этого оснований... Ну, заблудились ребята.

— Они сбились с маршрута? — Такая мысль ей пока не приходила в голову. — Вы что-то получили от них?

Антон вел Зою в штабную землянку. Стройная, высокая, почти такого же роста, как и он, она шла с ним плечо в плечо, и ему было приятно вести ее под руку. Он никогда не мог спокойно смотреть на эту красивую молодую женщину. Бывая у Дмитрия, Антон своими внимательными взглядами всегда отыскивал в Зое новые привлекательные черты. И сейчас, думая о Дмитрии и Шолохе, он не сводил глаз с милого Зонного личика. Пропустил ее впереди себя на темные ступеньки и, поддерживая, низко наклонялся над нею. Ему было приятно притрагиваться к ее одежде. Ее близость гнала из головы мысли о случившемся, что и привело сюда Зою, и он в эти минуты с лихорадочной быстротой прикидывал в уме, как ему вести себя с ней сейчас, сегодня, завтра...

В полутемной землянке, обшитой свежим тесом и заставленной столами, было чадно от керосиновой коптилки. Антон предложил Зое присесть на ящик, что стоял у двери, и опустил брезентовый полог над другим входом, который был поглубже.

— Сообщений, Зоенька, нет, — вспомнил он о ее вопросе и тоже присел на табуретку у стола. — Но была радиограмма.

— Была? Какая? — Зоя смотрела на Антона застывшими, полными ужаса глазами.

— Это, конечно, военные дела, Зоенька...

— Хорошо, хорошо, Антон, — стушевалась Зоя, — я понимаю. У них все благополучно?

Антон входил в свою роль. Положив ногу на ногу, он с важностью сказал, что во время полета разведчики передавали важное донесение, которое подтверждает, что они уже были на обратном пути. Он умолчал, однако, о том, что донесение вдруг оборвалось и что самолет в то время находился еще в глубоком тылу; он смотрел в лицо Зои, на ее припухлые, покусанные губы, и ему захотелось чем-нибудь ее рассмешить: Зоина улыбка очень нравилась ему.

— На фронте, Зоенька, это обыкновенный карамболь. Всю войну сижу на разведке, сам спасался на зонтике. Вот так — фр-р... Район, понимаешь, надо изучить пешочком, тогда и с неба все увидишь. Хаживали!.. Спрячь платочек. — Отвел Зоину руку от ее покрасневших глаз. — Причапают обязательно. А вообще обстановочка выяснится завтра.

— Антон, я не могу... Как же мне до завтра... без него?.. — Зоя спрятала лицо в ладони, снова заплакала.

Антон не знал, что еще сказать. Встал, прошелся, прикурил папиросу. Поднял на Зою глаза и вдруг заметил, какие прекрасные у нее золотистые, волнистые волосы; они выбились из-под платка и легли на руки. Антону захотелось дотронуться до них.

В соседней комнате кто-то громко всхрапнул. Зоя подняла голову, поправила платок.

— Разреши мне прийти сюда рано утром? — сквозь слезы вымолвила Зоя.

— С первой же новостью я прилечу к тебе.

— Не беспокойся, Антон, я приду сама. — Зоя протянула ему руку.

— Я провожу тебя.

— Мне теперь ничего не страшно.

— У меня есть время, Зоенька.

— Спасибо, не надо, — сказала она.

Антон уже без энтузиазма поднимался вслед за нею и остановился сразу за дверью.

Антоновы слова о донесении с самолета Зоя восприняла так, словно бы услышала живой голос Дмитрия. Очутившись на тропке, вспомнила вечерние прогулки с Дмитрием и забыла о разговоре с Антоном, о надеждах. Слезы набежали на глаза и затуманили весь этот очарованный мир, сияющий под ясной полной луной.

Дома, в комнате Зои, дочку ждала Ирина Протасовна.

Отношения между двумя этими женщинами, матерью и дочкой, сложились немного странно.

Ирина Протасовна, будучи еще совсем молодой, пригожей девушкой, на которую засматривались все парни городка, вышла замуж за лысого учителя Тронова, который был намного старше ее. Малограмотная, простая девушка поддалась тогда на уговоры престарелого жениха и своих родителей, а теперь жила с ним без любви. Родив дочь, стала еще пригожей, засматривалась на молодых, крепких мужчин и открыто, при посторонних, посмеивалась над своим мужем. С чувством обязанности перед ребенком прожили супруги два десятка лет в пререканиях, ссорах и неладах. В памятные нам годы честного Тронова обвинили в недозволенных связях и репрессировали. Ирине Протасовне пришлось самой содержать семью, и она занялась перепродажей ходовых товаров. Ездила в большие города, возвращалась с корзинами, тюками, продавала из-под полы и опять ехала. Этим сама перебивалась, еще и мужу возила передачи.