Анатолий Хорунжий - Неоконченный полет

Чьи это шаги под окнами? Кто там ходит?!

Торман вскочил. Столик пошатнулся. Пугливо вздрогнул высокий бокал, равнодушно покачнулась пузатая бутылка. В зале вдруг умолкла музыка, притих шум. Но почему все-таки он встал? Да, он ведь еще не произносил сегодня ни одного тоста. Даже не поздравил за этим дружеским ужином капитана Майнгольда с новым Железным крестом.

Открылась дверь. В клубах дымного холода появился заиндевелый комендант.

За пять часов он объездил на санях большой район, ища советских летчиков с подбитого самолета, — и все напрасно. Но когда он собрал солдат, которые носились по селам и хуторам, ему доложили, что один из них где-то в лесу наткнулся на след, уводящий в глухие овраги, и поехал по следу. Солдат пока не вернулся. Фельдфебель, который обыскивал с группой другой район, возвратился в назначенное место, отрапортовал коменданту и передал ему часы, будто бы подобранные на следах убегающего экипажа. Часы остановились, на ремешке замерзла свежая кровь. Фельдфебель, видимо, что-то утаил. докладывая. Но зачем нужны коменданту подробности, если он уже и этой находкой оправдывал себя перед полковником? Молодец фельдфебель, что не спрятал часы в карман. Коменданту пришлось бы где-то пропадать, может быть, всю ночь, пока не вернется солдат, который поехал по следу. А так он мог вернуться в теплые казармы, ему есть о чем доложить. Подавая полковнику находку, он имел все основания уверить его в том, что все концы к розыскам находятся у него в руках и сегодня ночью или завтра утром он доставит полковнику по крайней мере одного советского разведчика, живым или мертвым. Комендант знал, что, если он этого не сделает, быть ему на переднем крае, в окопах, там, где солдаты и офицеры гибнут как мухи.

Комендант не стряхнул иней с бровей, не снял огромных меховых рукавиц, не сбросил капюшона с фуражки. Пусть господин полковник видит, какой нелегкой была его поездка. Браво пристукнув обмерзлыми темно-коричневыми бурками, комендант отрапортовал:

— Господин полковник, розыски дали нам хорошую надежду. Этой же ночью русские летчики будут стоять перед вами. Есть верные следы, господин полковник. Мой опыт меня не подводил в таких делах.

Тонкие, посиневшие от холода губы коменданта нечетко выговаривали слова. Внешний вид его тронул Тормана больше, чем его рапорт. Торман удовлетворенно опустился в кресло и показал коменданту на стул. Резким неуклюжим движением комендант присел и сразу же вскочил, шаря в потайных карманах. Летчики тесной толпой сгрудились в дверях. Напряженность и ожидание чего-то еще не досказанного комендантом отразились на их раскрасневшихся потных лицах.

— Вот вам доказательство! — Комендант положил перед полковником наручные золотые часы с оборванным ремешком. — Я сам поднял их на пути, по которому убегали русские, господин полковник!

В зале было слышно, как заскрипело кресло под Торманом. Взяв часы за кусочек ремешка, словно мышь за хвостик, он поднял их вверх над собой, ближе к лампе. Золотой «кирпичик» сиял под бледными лучами карбидного огня.

— Зи-зи-зиф, — вслух прочел полковник. — Что такое зиф? — Спросил он, усмехаясь. — Стоят?

— Так точно, господин полковник! Остановились уже на земле, — отчеканил комендант. — Обратите внимание — шли по московскому времени. По московскому!

Торман снова опустился в кресло и положил часы перед собой. На них вспыхнула золотая искорка. Торман смотрел на «кирпичик» и вдруг заржал сытым, звучным смехом:

— Ха-ха-ха! Шли по московскому времени и остановились. Хорошо сказано!

Все засмеялись. Вот теперь у него есть оригинальная мысль для провозглашения тоста. Полковник наконец-то преодолел свое беспокойство и раздраженность. Ему от души захотелось выпить, повеселиться.

— Господа офицеры, рыцари воздуха! Я держу в одной руке бокал французского шампанского, а в другой часы советского летчика. — Он посмотрел на коменданта, и тот угодливо закивал головой. — Эти часы еще недавно шли по московскому времени, и то, что они сейчас мертвы, и то, что они в моих руках, это чрезвычайно символично.

— Браво! — загудели голоса.

Торман слегка поклонился и продолжал:

— Московское время этой убогой земли кончается. Ей принесла свое время великая Германия. Хайль Гитлер!

Зал ответил дружным ревом.

Полковник подозвал к своему столику капитана Майнгольда. Тонкий, с прямыми плечами и твердо посаженной, аккуратно причесанной головой ас угодливо приблизился к полковнику. Торман игриво похлопал капитана по щеке, сам налил ему в бокал вина и сказал:

— Вашей Анне-Марии, капитан, в эту ночь приснится чудесный сон. Поздравляю вас с третьим крестом, капитан.

Капитан еле заметно качнулся в деликатном поклоне и заговорил хрипловатым, грубым голосом.

— Всем обязан вам, господин полковник, — ответил он, кидая взгляды на трофейные часы. «Заберет полковник их себе или отдаст мне?» — подумал он между тем.

Майнгольда подхватили на руки и, радостно шумя, вынесли в зал.

Били в потолок пробки, звенели хрустальные бокалы, клокотали голоса, в бесстыдных позах танцевали на стенах голые нимфы. Аккордеон вздыхал голубыми мехами.

А рядом, за фанерной перегородкой, сидели вокруг большого таза девушки и чистили картошку.

Неделю назад их завербовали и просто нахватали в близлежащих лесных селах и привезли на аэродром под стражей. Комендант лично пересчитал их, когда они выпрыгивали из кузова, и, пройдясь перед ними с заложенными за спину руками, сказал, словно в шутку и равнодушно:

— Кто будет убегайт — семья будет капут.

Девушки, услыша это, обмерли. Стояли, сбившись в кучу, как овцы перед волком, не зная куда деваться. Семьи с дорогими матерями, парни, желанные вечера — все теперь показалось потерянным навсегда.

Тихие, грустные, разобщенные, трудились они на кухне, в прачечной, убирали в помещениях. Но все-таки, сталкиваясь то там, то здесь, успевали обменяться родным словом. Постепенно свыклись с обстановкой, зажили среди ненавистных им людей своим, особым ладом. Уже, гляди, сбегутся в прачечной и даже запоют что-нибудь, передадут слухи. Немец или из русских кто заговорит с ними — отвечают, слушают, что рассказывает. Посмелее стали, опомнились. Чего гнуться перед завоевателями? Вон, говорят, где-то там, в лесах, наши люди сделали засаду возле дороги и сожгли немецкие машины, которые шли на фронт... а то и поезд перевернули страшным взрывом.

Вот только этим крестастым самолетам, говорят девушки, нет, к сожалению, никакой преграды. Летят они каждую ночь куда-то на восток, нагруженные бомбами, и тяжкий рев их моторов при взлетах душу разрывает. Сколько ран и смертей несет каждый из них нашим городам и селам!..