Андраш Беркеши - Последний порог

Геза Бернат был особенным человеком. С молодых лет он шел своим путем — путем гуманизма. Сначала он познакомился с революционными идеями вообще, а чуть позже, в начале двадцатых годов, с марксизмом и с тех пор считал, что это учение наиболее близко его мыслям, которые он вынашивал с молодых лет. Правда, членом коммунистической партии он все же не стал, и только потому, что не хотел заниматься нелегальной партийной работой, которая, как известно, сопряжена с большим риском. Однако целый ряд провалов коммунистических ячеек и ряд поражений, которые потерпело в те годы коммунистическое движение в целом, не отпугнули Берната от марксистских идей, а, напротив, укрепили его политические взгляды, особенно после захвата нацистами власти в Германии. Разгром Коммунистической партии Германии и убийство нацистами десятков тысяч ее членов глубоко потрясли его. Из этих событий Геза Бернат извлек своеобразный урок, суть которого сводилась к тому, что нацизм является более сильным противником, чем его представляли отдельные близорукие политики.

Несколько позже, когда Бернат поближе познакомился с практическими мероприятиями так называемого «нового порядка», в нем созрело твердое убеждение, что фашизм является смертельной угрозой всему человечеству и что эту коричневую заразу нужно как можно скорее ликвидировать. Вот тогда-то журналист Геза Бернат и принял решение в меру своих способностей и предоставляющихся ему возможностей бороться против фашизма.

К тому времени Бернат уже имел за плечами более чем тридцатилетний опыт журналистской работы. Как корреспондент различных органов печати, он побывал на различных фронтах, беседовал с главнокомандующими различных армий, был вхож к начальникам генеральных штабов ряда армий. Удивительная память, прекрасное знание обстановки и способность к глубокому анализу происходящих событий соединялись у него с великолепным знанием людей. У него было бесчисленное количество знакомых, много друзей, и среди них несколько замечательных журналистов, «старых лис», как он их называл. На протяжении ряда лет он обменивался с ними информацией, как филателисты обмениваются друг с другом редкими марками. Помимо всего этого, Бернат со страстью коллекционера занимался сбором слухов, сплетен и компрометирующих данных об отдельных лицах, вынашивая мечту, что когда он уйдет на пенсию, удалившись от дел, то напишет книгу, в которой будут фигурировать видные политики и мыслители, распорядившиеся судьбами наций и народов на протяжении десятка лет.

Узнав об аресте Милана Радовича, Геза Бернат мысленно принял решение во что бы то ни стало помочь юноше. Сам план освобождения родился у него в голове во время обеда. От внимания журналиста не ускользнуло нервозное поведение Вальтера фон Гуттена. Бернат хорошо знал, что Гиммлер и его люди намерены в самом ближайшем будущем рассчитаться с армейскими офицерами, настроенными против нацистов, создать таким образом германские вооруженные силы, командный состав которых не будет заниматься политикой, зато будет по-собачьи предан идеям фюрера.

Бернату давно было известно о болезненной склонности подполковника Вальтера фон Гуттена, однако лишь вчера вечером он понял, что об этом знает и Чаба. Бернат уже собирался идти спать, как вдруг Андреа спросила его:

— Папа, ты допускаешь, что Вальтер гомик?

В этот момент Геза, по обыкновению, раскуривал трубку перед сном. Горящая спичка, которую он поднес к трубке, обгорела до того, что обожгла ему пальцы.

— Кто тебе об этом сказал? — спросил он, зажигая вторую спичку.

— Чаба. А уж он-то наверняка знает. Представь себе, он даже приставал к Эндре Поору! Фантастика, дай только. Не правда ли?

— Говоришь, Чаба сказал? — задумчиво спросил Бернат и, забыв в тот момент о дочери, начал лихорадочно соображать, связывая в единое целое обрывки мыслей. Мозг его в тот момент уподобился чреву ЭВМ, в которую заложили разрозненные данные: Вальтер фон Гуттен, Чаба... дело Рема, Хорст Шульмайер, Рейнхард Гейдрих, Милан Радович...

Два года назад Геза Бернат как-то ужинал с Мариусом Никлем, преподавателем Берлинского университета. Мариус был стар и мудр. Вскоре после этого ему удалось уехать за границу, в настоящее время он жил в Париже. Бернату нравился этот умный старик, и он охотно встречался с ним.

Поужинав, они сидели за столом и допивали вино, когда в ресторане появился подполковник Вальтер фон Гуттен в сопровоя?дении высокого белокурого майора.

Мариус по-дружески поздоровался с майором, который очень тепло ответил на приветствие старика. Через минуту фон Гуттен и майор уже исчезли из вида.

Старый Мариус разгрыз спичку и начал ее нервно покусывать. Он сделал глубокий вдох, покачал головой, на испещренном глубокими морщинами лице его блуждала горькая улыбка.

— Вы, Бернат, пытаетесь мне доказать, что современный мир познаваем. Вы и сейчас продолжаете это утверждать, не так ли?

— Разумеется, познаваем.

— Глупости это все. Можете мне поверить. Настоящие глупости, Бернат. Материалистическая философия, если хотите, во многом права, и я это признаю. Однако ее положение о познаваемости мира или, вернее, о возможности познать современный мир ложно. Можете мне поверить, Бернат, оно ложно. О познаваемости мира, прошу покорно, мы не имеем права говорить до тех пор, пока не познаем самих себя. Вы обратили внимание на майора, с которым я только что поздоровался? — Бернат кивнул. — Я знаю его с детства, знаю имя и привычки, знаю, что он собой представляет. — Мариус закурил сигару, затянулся раза два, и его морщинистое лицо окуталось облаком дыма. Он поднял руку и продолжал: — Будучи гимназистом, он писал превосходные новеллы. Поверьте мне, Бернат, он очень талантлив. Потом с ним что-то случилось: в семнадцать лет он пытался покончить жизнь самоубийством. К счастью или к несчастью, его спасли. Почему он решил умереть? Об этом пытались узнать и его родители, и его духовник, но Шульмайер упрямо молчал. Один я знаю, почему он хотел покончить с собой.

Однажды ночью он пришел ко мне. Мы проговорили до утра. Оказывается, он гомосексуалист. Я посоветовал ему обратиться к врачу, говоря, что такая противоестественная склонность не что иное, как болезнь, и, очевидно, от нее можно излечиться, как и от любого другого недуга. — Мариус задумчиво стряхнул пепел с сигары и отпил глоток вина из бокала. — Однако он не последовал моему совету, даже слышать об этом не хотел. Одной из причин было его недоверие к врачам, а другая причина крылась в его религиозности. Свою болезнь он считал грехом.

Мариус поднял на Берната окруженные сеткой морщин глаза:

— Вообразите себе, как поступил этот несчастный. Пошел служить в армию. Стал кадровым офицером. Он думал, что суровая жизнь, воинская дисциплина, постоянное общение с товарищами, тяжелые физические упражнения исцелят его. Бедняга не знал, что в армии таких, как он, довольно много. Он привык к своему пороку, но остался человеком. Он успешно закончил офицерское училище. И знаете, где он теперь служит? Ни за что не поверите.