Николай Далекий - Ядовитое жало

Ломая голову над этим вопросом, Гильдебрандт рассеянно слушал выступления приглашенных на совещание офицеров.

Говорил лейтенант Заукель.

— Я убежден, что акция с похищением писаря имеет целью отвлечь наше внимание. Обычная хитрость этих негодяев. Они хотят, чтобы мы ждали их в Кружно, а ударят по Будовлянам. У нас нет оснований не доверять нашему агенту.

Заместитель Гильдебрандта ― осторожный и завистливый унтерштурмфюрер Белинберг с сомнением покачал головой.

— Вы не согласны? — резко спросил Гильдебрандт. — Выкладывайте свое мнение.

— Меня смущает история с сумкой. Вполне возможно, охотились не столько за писарем, как за его сумкой. А там списки полицаев, схема города, свежесоставленный график несения караульной службы…

— Господин гауптштурмфюрер, — поднялся долговязый Штемберг, прибывший на совещание из Кружно, — я несколько раз предупреждал, указывал начальнику полиции, чтобы все документы хранились в сейфе, и все же этот болван–писарь иногда таскал их с собой.

— Может быть, писарь с ними заодно? —высказал предположение Белинберг и покосился на начальника. — Инсценировка?

— Инсценировка? — хмыкнул Гильдебрандт, недолюбливавший своего заместителя и не упускавший случая, чтобы подчеркнуть его ограниченность. — Какой в этом смысл? Писарь лежит в больнице с переломанной ногой. Если бы он был сообщником партизан, он просто передал бы им копии документов.

— Хорошо, инсценировка отпадает, — поспешно согласился Белинберг. — Но главное не в этом. Мне кажется, при создавшейся обстановке нужно вернуть в Кружно всех солдат и полицаев, каких мы перебросили оттуда в Будовляны. Вообще я против того, чтобы мы укрепляли один участок за счет других. Нельзя оголять тот или иной объект.

— А вам не кажется, унтерштурмфюрер, что это метод пассивной обороны и ни к чему доброму он не приведет? — едко спросил лейтенант Заукель. — Нельзя допускать, чтобы противник бил нас по частям, нельзя дробить силы.

— По–вашему, будет лучше, если мы соберемся в одном месте, а остальные участки останутся незащищенными? — окрысился Белинберг. — Партизанам только того и надо.

— Нет, не оголять полностью. Я предлагаю другое — активную оборону. Мы можем и должны маневрировать частью своих сил, укрепляя в зависимости от опасности то тот, то другой участок. Сейчас нужно укрепить Будовляны и Кружно.

— Смотря какими группами маневрировать, — не сдавался унтерштурмфюрер. — Можно добегаться…

«Пожалуй, придется поступить, как предлагает лейтенант, ― подумал Гильдебрандт. ― Это многого не даст, но атаки партизан будут отбиты ― они не любят лезть туда, где им дают отпор, ищут легкую добычу. Конечно, если бы я плюнул на трусливые рассуждения Белинберга и сосредоточил почти все силы в Будовлянах и Кружно, можно было бы подготовить для Бородача более серьезные сюрпризы. Сейчас мне нельзя идти на такой риск, нельзя…» И в ушах Гильдебрандта как бы прозвучал скрипучий голос его начальника: «Гауптштурмфюрер, к сожалению… Если Борцель еще раз произнесет эти слова ― прощай заслуженный чип штурмбаннфюрера, можешь не раздумывая готовиться сдавать, дела.

Начальник гестапо уже хотел было объявить о своем решении, но тут в дверь постучали, и в кабинет вошел шофер Мориц. Солдат в нерешительности остановился у порога, лицо его выражало волнение, губы были плотно сжаты. При одном взгляде на Морица гауптштурмфюрер понял, что тот явился не с пустыми руками.

— Давай!

Мориц подошел и передал начальнику что‑то крохотное. Это было донесение. Гильдебрандт кивком головы приказал солдату удалиться и начал осторожно разворачивать скатанную в валик тонкую бумажку.

В кабинете наступила тишина, все поняли, что получено новое донесение, и следили за пальцами начальника.

Наконец бумажка была развернута, и по губам Гильдебрандта потекла улыбка. Он прочел то, что было написано четким бисерным почерком на бумажке: «Поправка. Нападение Кружно ночь суб. ― воскр. И».

Вот оно что! Итак, загадочная история с сумкой писаря полностью прояснилась. Бородач не отказался от мысли немедленно отомстить за все, что случилось у Черного болота, он только изменил направление предполагаемого удара и на сутки продлил подготовку к нему. Теперь‑то, пожалуй, стоит пойти на риск и подготовить для хитрого

зверя надежную западню. Спокойно! Нужно все хорошенько продумать.

Гильдебрандт, словно не замечая офицеров, откинулся на спинку стула и уставился прищуренными глазами в одну точку перед собой.

— Новое донесение? Разрешите… — не выдержал Белинберг и протянул руку к лежащей на столе бумажке.

— Да, да! — живо откликнулся гауптштурмфюрер, но тут же быстрым движением опередил своего помощника и взял бумажку. — Господа, получено новое сообщение, агент делает поправку — нападение будет произведено не на Будовляны, а на Кружно, и не сегодня, а завтра, в ночь с субботы на воскресенье.

Снова наступила полная тишина, но она продолжалась всего две–три секунды. Послышались возбужденные восклицания.

— Что же это получается?

— Ясно, ясно…

— Сегодня — одно, завтра — другое… Гильдебрандт поднялся и с насмешливой улыбкой смотрел на своих взволнованных помощников.

Теперь он знал, что ему делать, и не нуждался в советах, подсказках.

— Господа, сегодня мы ничего менять не будем. Сегодня мы ждем налета бандитов на Будовляны. В других местах также все наши силы находятся в состоянии боевой готовности. Если ночь пройдет спокойно, мною будет отдан новый приказ. Сейчас — все по своим местам.

Гильдебрандт сам выехал в Будовляны. Чем черт не шутит… Бородач, видимо, колеблется, выбирает то один, то другой вариант, и его противоречивые приказы могли ввести в заблуждение Иголку.

Нужно быть начеку.

Однако ночь с пятницы на субботу прошла спокойно. Гильдебрандт провел ее без сна, он составлял план действий на завтрашний день и подсчитывал, сколько людей можно будет собрать в Кружно.

Эта ночь прошла спокойно и для партизан, если не считать маленького «чепе». Еще вечером всем командирам был дан приказ наблюдать за бойцами и в случае самовольной отлучки кого‑либо не поднимать шума, а сообщить об этом в штаб. Оказалось, что отлучался ночью только один боец ― Домбровский, Взводный Ковалишин доложил,

что Домбровский вышел из клуни около полуночи, а вернулся в три часа утра, тихонько улегся на Свое место.

— Занеси‑ка Домбровского в кондуит, —сказал Серовол своему помощнику.

Юра Коломиец удивленно взглянул на капитана. Незадолго перед этим капитан Серовол приказал ему занести в список лиц, вызывающих подозрение и подлежащих тщательной проверке, почтаря Валерия Москалева, спасшего от гибели парашютистку. Теперь в кондуит попадает один из наиболее храбрых и надежных бойцов отряда, поляк Стефан Поплавский, получивший от товарищей кличку Домбровский.