Николай Далекий - Ядовитое жало

Валя вовремя отстранилась, ударила его по руке.

— Фз — сказала она. — Такие сравнения. Недаром, когда вы были начальником полиции, люди называли вас людоедом…

Шутка пришлась по вкусу Гансу, он рассмеялся, чокнулся с девушкой и, сложив толстые губы трубкой, аккуратно вылил водку в рот. Выпила и Валя. Водка не подняла настроения девушки, она снова стала серьезной, грустной. Сказала тихо, с глубокой убежденностью:

— Казимир Карлович, надо считаться с реальностью: война проиграна, наши надежды не оправдались, и нам надо думать о новых хозяевах.

Ганс вздрогнул ― эта девчонка отгадала его сокровенные мысли. Умна. Но откровенничать с ней он не будет. Другое дело…

Неожиданно, без связи с предыдущим Валя спросила, обрывая мысли Ганса:

— Вы не могли бы снабдить меня настоящими советскими документами? Конечно, на другое имя. И придумать какую‑нибудь безопасную биографию?

— Зачем тебе?

— Я хочу вернуться.

Подозрительность была чуть ли не главной чертой характера Ганса. Он насторожился.

— Это не так просто. Что тебя тянет туда?

— Сказать правду? —после некоторого колебания спросила Валя.

— Конечно.

Девушка вынула из кармана старенькую металлическую пудреницу с разбитым зеркальцем и достала из нее крохотный замшевый мешочек.

— Папа не был стопроцентным идеалистом. И он любил меня. Правда, у нас не было во всем согласия. Из‑за мамы. Он был такой же бабник, как и вы, и на этой почве у нас возникали конфликты. Но он любил меня. И вот когда началось отступление… Правда, мы надеялись тогда, были уверены даже, что это временное явление и немцы снова будут наступать. Вот тогда папа в моем присутствии закопал за городом в березовой роще кусок трубы, в которую вложил килограмма три золота —- монеты, кольца и несколько крупных бриллиантов. Не спрашивайте, не знаю, где и как он доставал все это. Наверно, он брал взятки, а может, и… Вас это не должно удивлять. Но труба осталась там, в роще… Сперва я надеялась, что вернусь, когда немцы снова начнут наступление, потом жалела, кусала пальцы, а теперь понимаю, что все равно не смогла бы удержать это богатство — у меня бы отобрали его при обысках в дороге или просто украли бы. Я захватила только вот эти два камушка. Точно не знаю, кажется, в каждом из них четыре–пять каратов. Чепуха. Это все, что есть у меня.

Девушка вынула из мешочка два граненых камушка, заискрившихся при свете свечи, показала их Гансу.

— Я не строю иллюзий, я знаю, что ждет в Германии таких, как я. А что будет, когда туда придут русские? Нет, лучше вернуться. Но только под чужим именем… У меня есть способности, буду учиться, окончу институт. Выкопаю эту трубу и заживу припеваючи. Ну, а случится, кто‑то другой завоюет Россию, — я богатый человек, можно открыть какое‑то дело.

Ганс налил себе водки и залпом выпил.

— Вот что, девочка, — сказал он строго— Я тебе все это устрою. Слышишь? И документы, и железную легенду. Не страшны будут никакие проверки — никто не подкопается, полная безопасность. Но… — Блудливая улыбка скользнула по его губам. — Как говорят — услуга за услугу. Покойный Петр Трофимович брал взятки. Нет, я не осуждаю… Но и я взятку возьму.

— Пожалуйста, — девушка протянула к нему ладонь, на которой лежали бриллианты.

— Ну что ты, Валюша! Грабить дочь друга, такую очаровательную девицу… За кого ты меня принимаешь? Я возьму взятку натурой.

Он оглушительно загоготал, облапил девушку, притиснул ее к себе.

В дверь постучали, сперва тихо, затем громче. Ганс быстро подошел, повернул ключ и открыл дверь. В коридоре стоял полицай.

— Что там такое, Филинчук?

— К вам пришли.

Ганс впустил полицая в кабинет,

— Кто?

— Мужчина.

- Назвал себя? Да, Иголка.

— Иголка? — тихо переспросил Ганс. Он несколько рас? терянно оглянулся на девушку и приказал полицаю: — Веди его сюда. Обыскать, отобрать оружие…

Валя точно не слышала этого разговора, сидела за сто? лом грустная, задумчивая.

— Извини, Валюта, — дела, — подошел к ней Ганс. — Сейчас я освобожусь. Но тебе придется постоять в коридоре.

В коридоре было темно. Когда полицай провел какого‑то человека, Валя не смогла рассмотреть его, и только в свете, вырвавшемся из приоткрытой двери кабинета, увидела на мгновение его голову и плечи.

Минут десять продержал Ганс Иголку у себя. Голоса их не проникали через обитую клеенкой дверь, и лишь однажды девушка услышала что‑то похожее на щелканье пружин тяжелого замка. Наверное, Ганс открывал свой сейф.

Наконец дверь приоткрылась, и Ганс коротко бросил:

— Можешь войти.

У стола стоял стройный, подтянутый мужчина лет двадцати пяти. Он настороженно, с любопытством посмотрел на вошедшую в кабинет девушку и перевел взгляд на шефа.

— Не узнаешь? — весело спросил Ганс.

Тот еще раз остро и озабоченно взглянул на нее.

— Нет. Никогда не видел.

— Плохо смотрел… Это и есть один из тех прилетевших к партизанам парашютистов, о которых ты говорил.

— Нет, те оба мужчины, усатые, —не поверил Иголка.

— Усы можно сбрить, — засмеялся Ганс, подмигнув Вале.

— Что вы… Женщину, ее видно.

— Так ты же издали их видел. И один раз только.

— Все равно… — осклабился Иголка, поняв, что шеф разыгрывает его. — Что я, не разбираюсь?

— Ладно, — меняя тон, сказал Ганс. — Хорошенько глядите, запоминайте лица. Может быть, вам придется встретиться. Чтобы и через пять–десять лет узнали друг друга.

Ганс проводил Иголку и вернулся сияющий.

— Теперь мы, Валечка, гульнем.

— Казимир Карлович… — начала было девушка, но Ганс не дал ей договорить.

— Я все помню, я все сделаю, Валенька. Можешь на меня положиться. Считай, что труба с золотом у тебя в кармане. Учись, старайся, выдвигайся, будь передовым советским человеком — не возбраняется и даже поощряется. Ну,а если кто‑нибудь придет от меня… Нет, нет, не сейчас, а в будущем. Мы обо всем детально договоримся. А сейчас… Иди ко мне, поросеночек, я так истосковался по женской ласке.

Валя глянула на стол. Самогона в литровой бутылке заметно убавилось. Значит, Ганс во время беседы с Иголкой успел приложиться к стакану. Она строго сжала губы, но тут же насмешливо улыбнулась.

— Господин Ганс, вы действительно истосковались по женскому обществу? К сожалению, вы не герой моего романа. Да и зачем вам я? Хотите, я познакомлю вас с молодой красивой девушкой? Даже с двумя.

— Хитришь, детка? —Лицо Ганса стало холодным, жестоким. — Напрасно…

— Я говорю правду. Две чудные девушки. Обе русские, беженки. Одна дочь полицая, другая была замужем за итальянским офицером. Они в ужасном положении, работают санитарками в больнице. Представляете?

— В какой больнице?