Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-2

Меня карали за вину и безвинно. Ладно — перенес. Детей моих карали безвинно — пережили. Боюсь, не будет ли такая кара и для внуков? Все может быть. Ведь у власти все те же коммунисты или их наследники, а палачи из НКВД-КГБ чувствуют себя вольготно и не думают о покаянии, но бесстыдно требуют «примирения и согласия» с ними от своих жертв.

«Я Петр Павлов, так меня хотел назвать отец по имени первых апостолов Петра и Павла», — писал мне казак из маленького хуторка Липова Калитвенской станицы. Пусть будет так.

Еще в 1919 году новые власти переименовали станицы на волости — чтобы казачьих названий не было, искореняли. Тогда эту дурь наши пытались объяснять местью Троцкого и компании за поход Мамантова да восстание верхнедонцов. Еще шутили по поводу замирения вешенцев с красными: «Припекеть и их, кобеля и того научили лизать свой зад…» (это когда куцему намажут гардалом под хвостом).

Первым председателем Калитвенской волости назначили Мирка Немальцева — казака нашей станицы. Доверили, как политическому заключенному: он был в ссылке на Лене после 1905 года. Вахмистр Немальцев в Юзовке (которая теперь Донецк) перед строем призвал станичников не выступать против взбунтовавшихся шахтеров, не выполнять полицейские функции. Не долго он председательствовал. Не смог выдержать террора ДонЧека, ОГПУ, которые постоянно и безвозвратно забирали казаков, заказывая волостному правлению новые списки заложников к следующему наезду.

Окончательным толчком к отказу от председательства стало следующее. На престольный праздник в станичный храм прибыло много верующих с хуторов — пардон, деревень! — волости. Служба шла и на улице. А тут комиссар продотряда Самбуров с комбедами — надо, мол, разогнать молящихся, работать де мешают. Обнаружили в одном месте 6 мешков зерна в соломенной крыше сарая, а хозяева в церкви, молятся. Служба же в престольный день долгая…

Командир продотряда Сердюков построил отряд и выступил: «Товарищи бойцы! Мировая контра…» — ну и так далее. Мол, разогнать богомольцев! Но тут в комнату, где заседал Немальцев, ворвался зам. председателя волости Роман Павлов, с криком: «Это вы дали согласие разогнать женщин, детей и стариков?» И уже вслед выбегающему председателю — «Нам не простит ни народ, ни история!» Только сейчас, почувствовав поддержку, председатель остановил Сердюкова.

С того случая Марк Федорович, ссылаясь на болезни, неграмотность и т. д., отказался от волости. Съездил на бывшую станичную толоку в Нижнерепную (от этого хуторка уже ничего не осталось), перевез туда в балку Репную, что впадает в речку Лихую, свой курень. К нему присоединились еще две семьи со станции, а также из соседних хуторов Липова, Богданова и Трифонова. Тошно им стало жить в родных местах. Так и образовался в балке, где ручей, хутор Немальцев.

Так по рассказам отца, а в 30-е годы и по своим наблюдениям, знал казачонок Петр, каково жить под большевицкими оккупантами.

Но и на новом месте не дали спокойно жить. Стали наезжать из ОГПУ — искали, не поселился ли кто из служивших у Мамантова? Тогда некоторых мамантовцев, бывших крепких казаков-добровольцев, нашли на целинных землях в Ремонтненском районе. Уехали они в степную глушь, сделали из дерна и глины полуземлянки. Забрали их в 28-м, с семьями погрузили на баржи и по ледяной еще воде отправили на север. Никакой крыши над головами. Дали пилы да топоры. Жгли костры, дремали на пепле, будили друг друга, чтобы не застыть. Выжили единицы. Никакой связи с внешним миром. В 1936 разрешили переписку, да кому и куда писать? Семьи остались без кормильцев много лет назад на безымянном берегу, а казаков увезли на баржах…

Немальцева вскоре пригласило в Москву общество политкаторжан, там он и прижился. А хуторок его имени продолжал переносить большевицкие эксперименты. В коллективизацию несогласных и просто косо посмотревших на комбеда высылали уже за «вредительство колхозному строю». Начались обобществление до последней курицы и хорошо организованный голод 1933 года. «Враги народа» дохли сами без хлебных карточек…

Но наступило лето 1941 года. Немцы еще только подходили к области, а уже поступил приказ эвакуировать колхозный скот. Но куда? Погнали к станции Николаевской (теперь село Литвиновка) в соседнем районе. А тут красноармейцы отбили Ростов, и попало всему начальству, бросившему город и на машинах с личным добром укатившему на восток. Решили навести порядок и у нас в станице. Те, кто отдавал приказ гнать скот, промолчали. Арестовали бригадиров-скотников, посадили в тюрьму на станции Лихая.

Там сидели они два-три месяца, пока при бомбежке не разрушили здание. Одни погибли, другие ранены. Среди последних и отец Петра Павлова. Арестанты разбежались.

Летом 42-го вывесили на сельсовете плакаты — пузатые немцы, и подпись: «Они хотят нас сделать горбатыми». Но вышла другая картина. Приехали двое, оба подтянутые, стройные. Спросили, где сельсовет. Мальчишки сбежались смотреть машину, это для наших мест тогда редкость была. Один из немцев по-русски попросил ребят обежать хутор и созвать сход. На сходе сказал: «Мы пришли освободить вас от ига коммунизма. Сегодня вы должны выбрать себе власть такую, какая была у вас до советов. И занимайтесь каждый своим трудом. Да не забудьте назначить себе полицейских, время сейчас тревожное, военное».

Жизнь пошла своим чередом. Убирали колхозный хлеб, немцы колхозы не разгоняли. Делили пшеницу, засыпали зерно для будущего урожая. Работали на себя. Где-то за 6 месяцев люди почувствовали душевную свободу. А в памяти хорошо сохранялись недавние события.

По осени 42-го к отцу Петра заявился давний односум по германской, все это время бывший в розыске как участник казни подтелковцев. Тогда же в окружной станице Каменской из добровольцев собрали две казачьи сотни. Первой командовал подъесаул Кривогузов, второй — сотник Сытин, рожак станицы Базковской, до войны заведующий скотобазой в Каменске. Зам. командира у него был хорунжий Щербаков со Старой станицы, что напротив Каменска. В Белокалитвенском районе был сформирован 1-й Синегорский атаманский полк в 1260 человек. И это тогда, когда отступающая Красная Армия угнала всех казаков призывного возраста.

На станции Репная был собран казачий взвод из молодежи ближайших хуторов под командой подхорунжего В. Раскатова и помкомвзвода И. Юрова с хутора Липова. Были и другие мелкие казачьи отряды из разных станиц; Петр помнил хорунжего Ефремова из Белой Калитвы. А еще сколько казаков пошло в полицию!..

Начало 43-го. Немецкая армия отступает. Командование понимает, что неприятель пополняется за счет молодежи из освобожденных районов, и немецкая комендатура приступает к ее эвакуации. Некоторые родители сами отдавали своих сыновей — верили, что немцы отступают временно.