Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-1

7 января 1950 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР определением № 5-1795/45 согласилась с доводами протеста и отменила приговор от 5 ноября 1945 года, возвратив дело на доследование.

Не знаю, кто и как проводил «доследование», но 1 ноября 1950 года военный трибунал Северо-Кавказского военного округа на основании статьи 58-1б УК РСФСР приговорил Н.С. Давиденкова к высшей мере наказания (расстрелу).

4 ноября 1950 года Н.С. Давиденков обратился с кассационной жалобой в Военную Коллегию Верховного суда СССР. Однако её определением от 3 января 1951 года приговор в отношении Н.С. Давиденкова был оставлен в силе и 19 февраля 1951 года в г. Краснодаре приведён в исполнение.

Так на 35-м году жизни трагически оборвалась жизнь честного и безусловно талантливого русского человека, человека сложной, противоречивой и трагической судьбы.

А могла ли она быть иной?! Видимо, да!

Так, например, по одному уголовному делу с Н.С.Давиденковым проходил и Л.Н. Польский, осужденный 5 ноября 1945 года как и Н.С. Давиденков, к десяти годам лишения свободы. Приговором военного трибунала Северо-Кавказского военного округа от 1 ноября 1950 года которым Н.С. Давиденков был приговорён к ВМН, Л.Н. Польский был осужден к лишению свободы в исправительно-трудовых лагерях сроком на 25 лет с поражением в правах на 5 лет.

После смерти Сталина определение № 5-1792/45 Военной Коллегии Верховного Суда СССР по протесту Главного Военного прокурора СССР приговор военного трибунала СКВО от 1 ноября 1950 года в отношении Л.Н. Польского был изменён со снижением срока наказания до десяти лет. А вскоре, 14 сентября 1955 года, Л.Н. Польский был освобождён из мест заключения и, несколько позднее, на основании статьи 6 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941 -45 гг.» Л.Н. Польский был признан не имеющим судимости (подчёркнуто мною — К.Х.).

А жизнь Н.С. Давиденкова трагически оборвалась! Но живы и, надеюсь, будут жить его поэзия и проза, его рисунки, напоминая об этом талантливом человеке, страстно любившем своё многострадальное Отечество!

29 июля 39

А.А. рассказала мне, что Левин приятель, студент Ленинградского университета, Коля Давиденков — арестованный в одно время с Лёвой — выпущен из тюрьмы.

28 августа 39

Кажется это было 14-го, днем — раздался телефонный звонок. Пока Анна Андреевна не назвала себя, я не понимала, кто говорит — так у нее изменился голос — «Приходите». — Я пошла сразу. Анна Андреевна объявила мне новость еще в передней. «Хорошо, что я так и думала», — добавила она [23] Новость — известие о предстоящей отправке Левы на север и о свидании с ним… А.А. просила меня срочно раздобыть теплые вещи для сына. .

Мы побыли минутку у нее в комнате. Я соображала, куда и кому звонить. Анна Андреевна была такая, как всегда, только все разыскивала в сумочке чей-то адрес, и видно было, что она все равно не найдет его. По телефону мне удалось довольно быстро условиться о шапке, шарфе, свитере. Все, кому я звонила, сразу, без расспросов, понимали всё. «Шапка? Шапки нет, но не нужны ли рукавицы?» Сапоги, сказала Анна Андреевна, в сущности, есть: они гостят у кого-то из друзей. Мы отправились за сапогами вместе (Анна Андреевна не могла объяснить мне, куда ехать). Долго ехали на троллейбусе. Разговоров по дороге я не помню. Дверь открыл нам высокий носатый молодой человек [24] Коля Давиденков. ; она сообщила ему свою новость; он кинулся куда-то вглубь по коридору, и оттуда раздался женский вскрик: «Что ты говоришь!» Маленькая женщина провела нас в комнату, мещански убранную, потом в столовую. Анна Андреевна пыталась выпить чаю, но не могла. Оказалось — сапоги в починке. Молодой человек — Коля — обещал «выбить их из сапожника мигом», потом объявил мне, что завтра зайдет за мной в 8 часов утра.

На следующее утро, ровно в восемь, ко мне вбежал запыхавшийся Коля. Мы решили по дороге зайти к Анне Андреевне, чтобы сговориться точнее. Коля шагал так быстро, что я запыхалась. У Анны Андреевны был Владимир Георгиевич. Мы условились с ней о встрече там, во дворе пересылки, и отправились. Началась жара. Коля тащил мешок. С трамваем повезло, мы добрались быстро. Во дворе, где в прошлый раз были только я да Анна Андреевна, сейчас толпою клубилась очередь. Главный вопрос здесь: что можно? Вещи принимала заляпанная веснушками злая девка с недокрашенными рыжими волосами. Когда пришел наш черед, я спросила: «Нужно ли писать имя и адрес того, кто передает? Или только того, кому передают?» «Нам нужен адрес, кто передает; адрес «кому» — мы и без вас знаем», — злорадно ответила рыжая.

Получив квитанцию, мы решили пойти на Невский, выпить воды и на всякий случай купить для Анны Андреевны в аптеке какие-нибудь сердечные капли. У выхода со двора мы ее встретили. Она была в аккуратно выглаженном белом платье, с чуть подкрашенными губами.

— Уходите? — спросила она с испугом.

Мы объяснили, что сейчас вернемся, и вложили ей в сумочку квитанцию.

Без конца длился этот окаянно-жаркий день в пыльном дворе. Пытка стоянием. Одному из нас удавалось иногда увести Анну Андреевну из очереди куда-нибудь прочь, посидеть хоть на тумбе; другой в это время стоял на ее месте. Но она из очереди уходила неохотно, боялась: вдруг что-нибудь… Молча стояла. Мы с Колей иногда оставляли ее одну и уходили посидеть на брёвнах, сваленных возле самых железнодорожных путей. Коля на моих глазах с ног до головы покрылся сажей. По лицу у него текли чёрные ручьи; он их оттирал, как прачка, локтем. Наверное, и я сделалась такая же. Он, видно, славный человек, думающий, смелый и немного смешной. Рассказал мне всё о себе, о Лёве, а начался наш разговор с таких его слов: «Главное, что я понял: никому нельзя верить и никому ничего нельзя рассказывать». Плохо, значит, понял? Или сразу почувствовал ко мне доверие, как и я к нему? Что поделаешь, мы люди, а тягу людей друг другу верить нельзя, по-видимому, разрушить ничем… Я нашла возле брёвен чурбан, и Коля, отдуваясь, притащил его Анне Андреевне. Она согласилась ненадолго присесть. Я смотрела на её четкий профиль среди неопределённых лиц без фаса и профиля. Рядом с её лицом все лица кажутся неопределёнными.

К четырем часам я непременно должна спешить домой, к Люше, чтобы отпустить Иду, и я ушла со смятенным сердцем, оставив Анну Андреевну на Колином попечении, утешая себя мыслью, что он, видно, надежный друг.

Николай Сергеевич Давиденков (1915–1950) — биолог и литератор, сын заслуженного деятеля науки, знаменитого невропатолога С.Н. Давиденкова. Он был приятелем Льва Гумилёва, арестован и сидел в тюрьме одновременно с ним; но в 39-м прихотливом году, в отличие от Лёвы, Коля, вместе с целой группой студентов, был отдан под обыкновенный суд, оправдан и выпущен.