Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-3

Бегу и думаю: «Неужели рукопашная?» Я уже два с половиной года на войне, но колоть живого человека штыком еще не приходилось. Неужели придется?

А метров через двадцать — оборудованная стрелковая позиция: окопы полного профиля, аккуратные ячейки для стрелков и пулеметчиков, одним словом, все, как у людей. Мы все прыгаем в окопы, находим каждый себе место по вкусу, я передергиваю затвор винтовки, и выстрел, выстрел. Через несколько секунд совсем рядом со мной мощно заработал «Дегтярь», а потом и все наше многочисленное оружие.

Титовцы ложатся, а может, кто и падает, чтобы уже никогда не встать. Во всяком случае, уже ни одного бегущего или стоящего не видать, да и огонь с их стороны стал совсем жиденький. Михаил обходит позицию, спрашивает, не задело ли кого. Кажется, не задело. Он назначает одно отделение дежурным, остальные огонь прекращают.

Осматриваемся. Наша позиция тянется вдоль последних огородов и имеет два хода сообщения под плетнями в сады. Правее и впереди нас в некототором отдалении от последних зданий городка находится группа в десяток кирпичных домов, окруженных садами и множеством дворовых построек. Дальше прямо по фронту виднеется густая лесополоса, которая тянется почти параллельно нашей позиции, на правом фланге поближе, на левом подальше. Видимо, титовцы будут сосредотачиваться и вообще готовить все свои пакости именно в этой лесополосе.

Михаил рассказывает мне о своем (о моем) взводе. В нем 34 казака, все бывалые. Вооружение: три ручных пулемета, все РП «Дегтярев», штук 12 автоматов, остальные — с винтовками. Все вооружение советское. Только два панцерфауста — немецкие, хотя я не могу понять, зачем они нам, ведь у титовцев нет танков. Но ладно, есть, значит, есть, пригодятся.

Кстати, его фамилия Олейник, он наш кубанский.

Стрельба продолжается, титовцы стараются выбраться из пахоты и отойти в лесополосу. Делать это им очень неудобно, так как борозды расположены параллельно нашим окопам и им все время приходится переползать через гребни пахоты, подставляя нам свои спины и задницы. Некоторые не выдерживают таких неудобств и отходят перебежками. Стрельба по нашим окопам стала совсем слабой.

Мне очень хотелось спросить у Олейника, знал ли он о таком близком расположении окопов, когда перепрыгивал через плетень, или же действовал наугад, но так и не спросил.

Слава Богу, что так все образовалось. И еще один вопрос: что мы тут собираемся делать? То ли обороняться, то ли наступать? Скорее всего, все-таки обороняться, сил у нас для наступления маловато, теперь, весной сорок пятого, здесь, в Хорватии, уже война не партизанская, а настоящая Фронтовая, у Тито уже дивизии, корпуса и даже армии нумерованные имеются. Численный перевес у них большой, хотя артиллерии мало, а бронетехники нет совсем. У нас же, в нашем корпусе хоть что-то да есть. Количество их бойцов нас не пугает, мы как-никак казаки, вояки опытные и умелые, да и дух казачий у нас вполне на уровне.

Стрельба затихает. Казаки устраиваются в окопах, таскают сено из близлежащих дворов, об этом уже и я подумываю. Но не успеваю.

Где-то к концу дня Олейник подзывает меня к правому флангу нашей позиции. Он стоит в стрелковой ячейке во весь рост — высок парень — и разглядывает эти самые дома. Подхожу.

— Вот, Юра, какие новости. Как только стемнеет, наш взвод здесь сменят, и мы займем позицию впереди этих домов.

— А если там уже, извини, занято? Как тогда?

— Вот так и тогда! — зло отвечает он. — Значит, смотри, оставайся тут, я тебе еще одного парня дам, и внимательно наблюдайте за этими домами и дворами. Интересно все-таки, есть там кто или еще никого?

И вот я и Митя Журавлев из Ейска, высокий голубоглазый парень, чем-то похожий на Олейника, только в отличие оттого улыбчивый и смешливый, не сводим глаз о этого хуторка… Нет, не видно в нем никакого движения, никакого хождения, в отличие от той же лесополосы, где очень оживленно. То ли накапливаются, то ли окапываются.

Темнеет, и ночь, видимо, будет темная. Небо покрыто облаками, никакого намека на луну. Уже пришел сменяющий нас взвод. Михаил выдает мне задание, которое мне, ох как не по нутру, но ведь не откажешься. Я с группой из трех казаков идем вперед, вроде разведки или дозора. За нами, через 80-100 метров двигается взвод. Мой отряд: автоматчик Степан, средних лет, коренастый и кривоногий, тот же Митя и еще Иван, которого я даже и разглядеть не успел. Собираю свой отряд, распределяю роли:

— Идем, рассредоточившись. Ты, Степан, идешь первым, за тобой, метров через десять, идем мы с Митей, а Иван — еще сзади, тоже метров через 10. Если что, лупи длинными очередями и ложись, а мы немедленно к тебе подходим. А там дальше уже соображаем, что к чему. А если будет нужно, чтобы мы подошли раньше, стукни два раза чем-нибудь по прикладу тихонечко.

Степану такая диспозиция не нравится, он было завозражал, но я предложил ему отдать мне его ППІІІ, и я пойду первым. Он замолчал. Я его, конечно, понимаю. Идти впереди ночью на передовой в сторону противника, не зная, где он, удовольствие небольшое.

— Ну, что, братцы, с Богом, — это Михаил…

Наша четверка выбирается из окопа и двигается вперед. Темно, и я фигуру Степана не различаю. Митя идет со мной на расстоянии одного шага. Я отвинчиваю на ходу колпачок гранаты и высвобождаю шнурок, чтобы иметь возможность бросить ее буквально за секунду, Митя делает то же самое.

Идем медленно. Кругом тишина, только шуршит земля под сапогами. Если остановиться, то слышны и шаги Степана впереди. И вот — звук Степановых шагов исчезает. Я настораживаюсь, но тут же «тук-тук». Идем на звук, вот и темная фигура Степана.

— Что, Степан? — шепчу я.

— Плетень.

Точно, плетень. Значит, идем правильно. Вдоль плетня полоса земли не вспахана, покрыта молодой травой, и шаги абсолютно беззвучны. Стоим пару секунд, вслушиваемся. Впереди — ни звука, а сзади уже слышно движение приближающегося взвода: «Ш-р-р. ш-р-р».

— Пошли дальше. Держимся по плетню, только ты, Степан, поосторожней иди, здесь где-то должен быть через плетень ход сообщения, гляди, не завались.

Идем, теперь уже бесшумно. А взвод свой родимый слышим. Опять «тук-тук». Подходим. Ход сообщения вправо идет куда-то во дворы, а налево, стало быть, на позицию. Спускаемся вниз, я оставляю Ивана под плетнем, а втроем уже все вместе идем, постоянно прислушиваясь. Вот и конец хода сообщения, но дальше мы не идем. Я оставляю Степана здесь, а Ивана там же под плетнем, а мы с Митей идем навстречу взводу. Сначала по траве, потом по пахоте. Вот уже видится темная колышущаяся масса, и сразу свистящий шепот: «Кто идет?»

Так же тихо отвечаю, и вот уже Олейник: «Ну, что там?» Быстро рассказываю: взвод, почти не останавливаясь и только чуть-чуть изменив направление, идет за мной. Благополучно добираемся до окопов, Михаил принимается за их осмотр и размещение казаков, а мне с тем же войском поручает пройти по нашему ходу сообщения до его конца и выяснить, что там в конце.