Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-3

Три месяца в школе урядников, отправка в отдельный казачий батальон. Наводили порядок в Польше. В тамошних лесах получил боевое крещение. Потом Варшавское восстание. Франция. Четыре месяца охраняли завод, изготовлявший какие-то части для самолетов-снарядов ФАУ.

Весной 1944-го Богданов попал на переформирование и был включен в 15-й ККК, Возле Загреба в бою с коммунистами Тито его ранили: «Заняли мы позиции на горе, покрытой лесом, на высоте 500 метров. Повели наступление на титовцев. Теперь уже задним числом понимаю свою ошибку. Перебегаем от дерева к дереву и на открытом месте решили спрятаться за двумя камнями. Один — с эту подушку величиной, второй — побольше. Нам бы за кустиками неприметными схорониться, а мы, видишь ли, камни эти выбрали. Начали выглядывать, и первыми же пулями были сражены. По-видимому, у них эти два валуна были пристреляны, они даже знали, с какой стороны мы выглянем. Моя ударилась о валун и вошла мне в череп с левой части лба, а вышла за ухом. Когда выглядывал, то лежал, подперев голову рукой, так ее из-под головы как поленом вышибло, а правая нога онемела.

В том бою казаки разгромили титовцев. Раненого вынесли и отправили в лазарет. Был он в сознании и даже пытался наступать на парализованную ногу, когда его спускали вниз на дорогу. В военном госпитале Вены ему сделали несколько операций. Удалили часть осколков черепа, на дыру в голове натянули кожу. Первые два месяца он не говорил. Постепенно речь восстановилась, но и сейчас, спустя 50 с лишним лет, она замедленна, приходится мучительно долго подбирать нужные слова.

«Хотели поставить металлическую пластинку на череп, чтобы оградить мозг от травм, но потом врачи передумали: и без того много операций. Надо сказать, что немцы лечили меня прекрасно, но есть предел возможного. В общей сложности я пролежал 20 месяцев. Побывал в Альпах в разных госпиталях и санаториях. Организм молодой, вот и выжил».

Затем казака отправили в американскую зону оккупации, где он был до начала 1946 г. А в январе был насильно отправлен в СССР. «Как я их уговаривал! С той поры у меня начались припадки. Вот недавно прекратились, слава Богу!».

Пленный урядник попал в проверочно-фильтрационный лагерь в Гомеле. Там во время очередного припадка офицерье НКВД у него выкрало золотую медаль. «Больше некому, — говорит казак. — Я плакал…»

Работать он абсолютно не мог, и врачи, посовещавшись, решили отпустить инвалида домой, полагая, что в условиях советского голода он скоро помрет сам. Дали денег на билет до Лихой, оттуда он доехал до Васильевского разъезда, а потом пешком с палочкой в Верхнеясиновский. В конце марта 1946 г. в хуторе осталась только его мать. Хутор был разбит. В этой излучине Донца шли большие бои в начале 1943-го. Пять раз хутора переходили из рук в руки. Жители целый месяц не вылезали из погребов и подвалов.

Пришел Иван в немецкой форме. С легкой руки хуторских негодяев за ним закрепили кличку «фашист»: «Погоняли и предателем, и изменником родины…» А кто погонял? Да те же казачьи потомки, чьих дедов постреляли в балках или замучили в концлагерях, а отцов откровенно перемололи на фронте. Сильна была большевистская пропаганда!

Хутор был голодный. Есть нечего. Кое-как выжили. Иван временами мог работать сторожем. Страшно гордился, что помогает матери. В 1960 г. мать умерла, настали черные дни. «Все было. Нищенствовал. Хватил лиха…» Несколько лет назад попался на глаза Варваре Парамоновне. Взяла она его к себе. Живут душа в душу. Старушка, нахватавшаяся горя с детьми, рада ласковому и вежливому старику.

Чтобы как-то выкарабкаться из нужды, решил казак добиться компенсации за неправомерную, даже по большевистским законам, конфискацию имущества при аресте отца. Гоняли инвалида из конторы в другую, а дела не решают. Куда он только не писал! как же, он, по их понятиям, так и остался врагом. Ждут, когда старик покинет сей мир, а нет человека — нет и проблемы. Чисто по-сталински! Надо же, придумали отговорку: все имущество, что забрали в колхоз, возврату не подлежит, — отец, мол, отдавал его туда добровольно. Раскулачиватели, приехавшие на Дон, передали в своих генах лютую ненависть к казакам. Это их потомки сейчас занимаются делами по реабилитации казаков и «возвратом» разграбленного имущества. Где, кому и что они возвратили? Бросил казак хлопотать, осталась лишь пачка «исходящих». Нашли, кого гонять по инстанциям: у него поход с кровати на дворовую скамеечку превращается в пятиминутное мучение.

Вещевые посылки из православного храма Святых Первоапостолов Петра и Павла из города Санта Роза, Калифорния, США, в 1995 г. так и не дошли до нищего старика. Остались только уведомления да адрес отправителя. Может, кто до сих пор щеголяет в американских штанах, купленных для инвалида на доллары и центы американских прихожан?

Надежда теплится у казака — откликнется Германия, вспомнит своего воина. В разговоре он не раз подчеркивал, что ему не так нужна материальная помощь, как признание его боевых заслуг. С гордостью показал памятный знак «Лиенц. 1945–1995», но носить его боится: совки будут гавкать. Вдвоем со старушкой мы убеждали ветерана:

— Не бойся, носи. Пусть беснуются! Скоро Пасха, одевай и выйди в люди. Осторожнее только с пацанами: могут снять.

Остается добавить, что автор не считает себя особо кровожадным к «особистам». Но все же очень просит Господа Бога, чтобы он прекратил род того офицеришки из Гомеля, который польстился на единственную гордость инвалида — его боевые награды.

Март 1999 г.