Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-4

Ночь, если не ошибаюсь, мы провели в Треппо Карнико, а на следующее утро снова двинулись на север, к горному перевалу, через который вела дорога на германскую сторону. Об этом последнем этапе нашего марша сохранились осколки воспоминаний в разорванном времени на фоне разобщенного пространства.

Помню, что на пути к нему нас обогнал автобус. «Краснов с атаманом и штабом!» — пронеслось по колонне. Не знаю, насколько это было верно. Но в общем сам переход через перевал не оставил глубокого следа на моей памяти. Тек по шоссе непрерывный поток людей. Казаки, разрозненные группы немецких солдат. Ничего драматичного я при переходе не пережил. Позже некоторые хроникеры перехода казаков через Plocken Pass (так назывался перевал) отождествляли его с перевалом, который в свое время преодолел Суворов со своими войсками на пути из Италии в Швейцарию. Это — легенда. Оба перевала не тождественны.

Зато на немецкой стороне мне предстояла неожиданная встреча: я увидел моего берлинского знакомого Зильберберга, навещавшего в казачьем этапном лагере сотника Корсова. Правда, тогда он был обершарфюрером, т. е., по-армейски, оберфельдфебелем. Теперь же на его плечах были погоны оберштурмфюрера, т. е. оберлейтенанта. За прошедшие полгода он получил вполне приличное повышение.

Обрадовавшись встрече со старым знакомым, я подбежал к нему, произнес громко: «Господин сотник! Господин сотник! (почему-то я счел нужным переделать его звание на казачий лад). Зильберберг обернулся. Я поднес руку к козырьку шапки (опять-таки я не желал уязвить его. Я просто считал, что с окончанием войны восстанавливалась традиционная форма военного приветствия). Зильберберг узнал меня. Поднял в ответ правую руку. «Господин сотник! Скажите, как обстоят дела?» «Вы сами видите, как», — сухо ответил Зильберберг, видимо обиженный формой обращения к нему, и пошел к своим солдатам, стоявшим в стороне от дороги. Впрочем, по существу его ответ был правилен. Нестройные толпы бредущих мимо нашей колонны немецких солдат. Некоторые без офицеров. Некоторые солдаты без оружия. Картина — немыслимая еще несколько дней назад.

Чем дальше от границы, тем более признаков развала устоявшегося порядка. Пройдя несколько километров вперед, наша колонна задержалась на некоторое время возле группы солдат очевидно в прекрасном состоянии духа, хотя я не заметил, чтобы они были навеселе. По виду они принадлежали к Войскам Связи ВВС, в которых некогда служил и я. На них была свежая, без пятнышек, словно на смотр, форма, резко контрастирующая с видом бредущих в обтрепанных куртках усталых солдат. Я подошел к ним, и загадка легко разрешилась. Солдаты оказались осетинами из числа кавказцев, осевших по соседству с казаками в Северной Италии. На пути они набрели на неохраняемый немецкий склад военного обмундирования, и осетины облачились в понравившуюся им форму. Их командир красовался в форме немецкого лейтенанта. Осетины, потомки аланов-скифов, народ индоевропейского происхождения, и в их немецкой форме, они были неотличимы от настоящих немцев. Их вид обманул не только меня, но и проходившего мимо со взводом пехотинцев немецкого фельдфебеля. Он громко крикнул им не бить баклуши и присоединиться к его отряду. В ответ услышал — «никс ферштеен», т. е. «не понимаем» на ломанном немецком языке. Фельдфебель остановился, видимо, не веря своим ушам. Я объяснил фельдфебелю, в чем дело. Спросил его, что он может сказать о настоящем положении. «Чего же здесь говорить? Дерьмо!» — ответил он. «Да, дело плохо», — согласился я, — но мы надеемся, что генерал Власов повернет на Востоке дело в нашу пользу».

Фельдфебель внимательно посмотрел на меня. «Oh, ja» — произнес он и пошел со своими солдатами дальше. Тогда мне показалось, что он согласился со мной. Но ведь я и сам хотел верить в это и мог поэтому не заметить иронического тона его слов.

Вскоре двинулась и наша колонна. Не помню, сколько времени мы так шли, но, наконец, мы вышли к реке Драве, и в памяти моей запечатлелся городок Обердраубург. Вероятно потому, что на горе над рекой возвышались развалины средневекового замка. Замки с детства вдохновляли мое воображение.

Там же в Обердраубурге мимо нас проехали на грузовике военные в незнакомой мне форме. Хотя мундиры их были привычного зеленого цвета, на головах были твердые кепи, а на плечах вместо погон — золотистые витые шнурки. На крыле у кабины водителя грузовика развивался красно-бело- красный флажок. Это были участники австрийского движения сопротивления в военной форме их страны до присоединения Австрии к Германии. Третья империя пала. Возродилась Австрия.

Насколько припоминается, в районе Шпитталя мы встретили первых английских солдат в куртках цвета хаки и того же цвета беретах. Держали себя англичане отнюдь не враждебно, с интересом разглядывали наши подводы, лошадей. Особенное впечатление на них производили верблюды, которые были тоже в числе средств тяги у казаков Терско-Ставропольской станицы. Здесь в первый раз в моей жизни я применил на практике мои скромные знания английского языка, которые самоучкой я приобрел летом 1944 года еще во время моей службы у немцев в Берлин-Кладов-Готенгрунд.

Одна из казачек станицы захотела что-то спросить у английского солдата, и я взял на себя роль переводчика. В чем заключался вопрос или просьба, я, разумеется, забыл. Помню, однако, что, обращаясь к англичанину, я перепутал слова и вместо «this woman» (эта женщина) сказал «this wife» (эта жена). Англичанин понял меня и что-то ответил. Я перевел его слова на русский язык. Моя первая проба владения английской речью прошла успешно.

Мы продолжали наш путь вдоль Дравы и, наконец, достигли австрийского местечка Тристах. Нам было сказано, что мы достигли цели нашего пути, и Терско-Ставропольская станица расположилась между рекой и шоссе, которое через Тристах вело на Лиенц, административный центр Восточного Тироля, входившего в состав австрийской провинции Каринтии (K?rnten).

Точной даты нашего прибытия на место я, конечно, не могу указать. Полагаю, что не позже конца первой недели после Пасхи, которая в 1945 году праздновалась 6-го мая. Пасхальной заутрени мы не праздновали, но через несколько дней на поляне на краю станицы возле лесопосадки на берегу Дравы был возведен украшенный зелеными ветками алтарь. Приехавший к нам батюшка отслужил литургию. Так радостно было произносить, хотя и с запозданием, «Христос Воскресе!» — «Воистину Воскресе!»

7-го и 8-го мая была принята союзниками безусловная капитуляция Германии (в Реймсе и Карлсгорсте). Война в Европе кончилась. Какой мир принесут победители? Мир взаимопонимания, доброй воли, согласия и справедливости? Или же предстоит продолжение борьбы за господство над миром во имя торжества идеологий или осуществления целей «реальной» политики?