Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-5

Ждем.

Несколько дней сидим на пересылке. Жизнь кипит: по несколько сотен ежедневно прибывает, несколько сотен ежедневно убывает, привозят по-разному, а увозят только на автомашинах. Это обнадеживает: на автомобилях, значит, не в Ванино, значит, не на «Джурму», чтоб ей потонуть, только пустой.

Грузимся в автомашины. Караван немаленький, более десятка студебеккеров. Сажают не жестко, две версии: или конвой добрый, или ехать далеко.

Съезжаем с берега на лед Амура. Возле съезда видим большой щит, на нем крупными буквами: «С такого-то такого-то Хабаровский крайисполком запрещает автомобильное движение по Амуру». Такое-то такое-то уже прошло, но что такое какой-то крайисполком для МВД? И мы едем.

Очень быстро выяснилось, что прав скорее крайисполком, чем всесильное МВД: дорога была очень плохой, ледяные колеи разбиты, попадаются целые участки дороги, залитые водой, а под водой не видно — а вдруг там промоина и можно просто нырнуть на дно Амура. Часто останавливаемся. Наша машина где-то в середине, и мы не видим, почему эти остановки такие частные. Узнаем, что водитель первой машины иногда не решается ехать по воде, приходится объезжать опасные участки, а бывает, что для этого необходимо и выравнивать путь и рубить лед.

Зэкам первой машины достается много поработать, конвой решает время от времени менять порядок машин.

Подошла и наша очередь, мы стали передовыми. Действительно, первым быть нелегко. Вот опять дорога метров на двадцать залита водой. Выбираемся из кузова, принимаемся за кирки и топоры, выравниваем лед в обход воды, приходится подталкивать буксующий автомобиль. Иногда водитель рискует, только заставляет всех покинуть автомобиль. Наконец, наша очередь заканчивается, и мы перебираемся в хвост колонны. Двигаемся дальше.

Все это повторяется много раз, и я не буду тратить на пересказ время и место. Сразу скажу, что это кончилось. Мы уже утопили два студебеккера и вдруг остановились. Над нами покружился «кукурузник» и сел прямо на лед метрах в ста от нас.

Это был начальник строительства, полковник Орловский. Он приказал прекратить движение по льду, подъехать к ближайшему населенному пункту, там выгрузиться и двигаться дальше пешим порядком. Все это было исполнено. Мы переночевали в домах жителей, уж не знаю, как нас там охраняли. Название села я не помню, а главным событием для меня в эту ночь была кража у меня тех самых знаменитых сапог. Наверно, вор принял их за настоящие.

Двинулись пешком, без дороги, по тайге и горам. Шли три дня, прошли Циммермановку, большое село, в котором находился штаб нашего, теперь уже 3-го отделения Нижне-Амурлага.

Наш поход заканчивается, нас заводят в зону, которая должна на некоторое время стать нам родным домом. Номера я вспомнить не могу, была она хорошо застроена, в зоне только пара небольших палаток, остальные здания — солидные рубленые.

Захожу в бухгалтерию представиться, я никого не знаю, и меня никто не знает. Встречают приветливо, помочь ничем не могут, предлагают, как всегда в таких случаях, выбор бригады. Я выбираю бригаду плотников, которая работает в зоне — не нужно будет ходить на зону, с конвоированием, «шаг влево, шаг вправо», обыски и т. д. а так, работая в зоне, я экономлю время и смогу хорошо сориентироваться, кому помогать и какого ума набираться.

Я приступил к работе. Бригада была отличная, ни одного блатного, труд не очень тяжелый: что-то пристроить, что-то надстроить. Половина бригады трудилась за зоной без конвоя, по зданиям охраны и квартирам начальников. Меня, естественно, за зону не пускали.

На третий день я зашел познакомиться со старшим нормировщиком. До сих пор спорят, бывает ли любовь с первого взгляда и насколько она крепка и долговечна. А вот мы с нормировщиком понравились друг другу с первого взгляда и были в наилучших отношениях вплоть до его освобождения, то есть три-четыре месяца. Он был интереснейшим человеком. Звали его Леонид Леонардович Мартынов, и он был потомком старинной дворянской семьи. Услышав об этом, я сразу насторожился, но все мои попытки. и прямые, и обходные, узнать, не из тех ли он Мартыновых, которые убили Лермонтова, так и остались без результата. У него была 58.10, а получил он срок за то, что у него в казарме нашли книгу Лиона Фейхтенгера «Москва, 1937» и обвинили в проведении контрреволюционной пропаганды. Все его ссылки на то, что книга издана в Советском Союзе и что никакой пропаганды не проводил, не помогли. Перед арестом, уже во время войны, он служил старшиной какой-то женской роты и рассказывал много потешных историй об этой службе. Его отец был полковником царской армии и погиб в самом начале первой мировой войны при обороне какой-то крепости.

Леонид Леонардович рассказал мне многое, что меня интересовало.

Наш Нижнее-Амурлаг, в частности наше 3-е отделение строил нефтепровод Сахалин — Комсомольск, а точнее Оха-на-Сахалине — Комсомольск-на-Амуре. Строительство этого нефтепровода было начато во время войны, но нитка, пройдя по острову и перейдя Татарский пролив, дошла только до села Софийского, и строительство было прекращено. Теперь было принято решение довести нефтепровод до самого Комсомольска, чтобы его нефтеперегонный завод мог бесперебойно работать весь год, а доставка сахалинской нефти не требовала танкеров, ни морских, ни речных.

Да, лагеря этой стройки были на хозяйственном расчете, и заключенные получали заработную плату. Рассчитывалась она на основании обыкновенных нарядов, какие применялись в любых строительных организациях страны для вольных рабочих, и по таким же нормам и расценкам, только лагерные наряды по каждому виду работ имели две строчки: верхняя — для расчетов строительства с лагерем, куда будто бы Министерство нефтяной промышленности просто нанимало лагерь как простого рабочего; нижняя строка — для начисления зарплаты заключенным, по особым расценкам, в 4–5 раз ниже указанных в верхней строчке. Для меня такая система была новостью. Я хорошо знал технологию строительных работ и наименования всех их видов, но мне не приходилось еще применять сборники норм и расценок для вольных рабочих. Следовало срочно изучать досконально их применение для условий лагеря.

Да, на этой стройке применяются зачеты рабочих мест. Это означает, что за каждый отработанный день заключенному снижается срок за некоторое количество дней. Мартынов показал мне таблицу начисления зачетов; я не помню всю эту таблицу; скажу, что запомнил, что при выполнении нормы на 151 % на основных тяжелых работах за каждый отработанный день срок уменьшается на 2 дня. Все придурки получают полдня за день.

Таким образом, все новости были хорошими.