Григорий Мещеряков - Отыщите меня

— Ганзи, а вы письма получаете?

— Нет, — ответила Ганзи.

— Да, — ответил Мигель, — через МОПР. Это Международная организация помощи революционерам…

О своей жизни «там» они говорили неохотно. Детдомовцы увлекались игрой в «длинные рассказы». Каждый из играющих поочередно придумывал свое продолжение, и складывался порой такой длинный рассказ, что не хватало фантазии его закончить…

— Рано утром я пошел в лес за ягодами, и когда вышел на поляну, то увидел большой четырехмоторный самолет… — начинал Рудик.

— А я в это время сидела в кабине этого аэроплана и приготовилась взлететь в воздух… — продолжала Ганзи.

— Я тоже был в лесу, только совсем в другом, и ел сладкие сливы… — вступал Мигель.

— В самолете сидел летчик в шлеме и очках, но я совсем не узнал Ганзи… — говорил Рудик.

— Тогда я позвала Рудольфа и попросила завести моторы…

— Сливы были очень вкусные, и мне было жалко, что их не попробовали Рудольф и Ганзи…

— Лопасти винтов были очень тяжелые, но я все же сильно крутанул их, и моторы заработали…

— Аэроплан задрожал, и я показала Рудольфу, чтобы он занял место в кабине…

— Я наелся и еще собрал целую корзину слив, чтобы угостить Ганзи и Рудольфа…

— Еле-еле я вскарабкался на крыло самолета и оттуда забрался в кабину…

— Я нажала кнопки, и аэроплан покатился по поляне…

— Полную корзину спелых слив я принес к дому, но мне сказали, что Рудольф и Ганзи куда-то исчезли с самого раннего утра…

— В кабине я крепко ухватился за ручки и ждал команды…

— «Держись крепче!» — крикнула я Рудольфу…

— Мне было обидно, что я остался один с полной корзиной спелых слив…

— Самолет взлетел вверх, и я спросил Ганзи: куда мы летим?

— «Мы летим на каникулы в Вену!» — ответила я Рудольфу…

— Неужели, думал я, Рудольф и Ганзи меня обманули и оставили одного у полной корзинй спелых слив?

— Нам было жалко, что Мигель не летит с нами… — сказал Рудик.

— Мы решили приземлиться в лесу, где растут сливы…

— Я увидел в небе, как огромная птица спускалась ко мне…

— Мы плавно снижались к Мигелю…

— Я посадила самолет прямо у самой корзины, полной спелых слив…

— Когда вы вышли из кабины, я угостил вас спелыми сливами…

— Это было настоящее объеденье…

— Мы с Рудольфом съели всю корзину спелых слив…

— Мне захотелось нарвать еще одну корзину спелых слив…

— Но нам было некогда, и мы начали спорить с Мигелем…

— Нет, вы со мной не должны спорить, — вдруг сказал Мигель и прервал продолжение фантастического рассказа. Так в тот раз никуда и не улетели…

Ганзи и Мигель были старше Рудика на один год, но держались с ним на равных.

В ленинградской квартире семь комнат, и в каждой дети. На кухне постоянная толчея. Все время варятся супы, каши и компоты, разносятся по всей квартире вкусные запахи. В коридоре расставленные по углам чемоданы и ящики постоянно кому-то мешали. В прихожей не сразу разберешься с одеждой на вешалках и обувью у порога. По утрам в туалет очереди, нетерпеливых пропускают вперед. Взрослые создали в квартире детскую коммуну, от дошкольников до семиклассников. Ребята вместе обедали и играли, иногда делали уроки у кого-нибудь в комнате. Хотя всем было весело и интересно, но дружбы между собой не вели и на пары никто не делился. Дружили больше с дворовыми, уличными или школьными ребятами. В детской коммуне каждый день, кроме воскресенья, дежурили родители. Они кормили, присматривали, давали на все разрешения. Мама, как и все взрослые, тоже дежурила в коммуне два раза в месяц, но она меньше всего обращала внимания на детей, лишь бы были они сыты. Еще дежурила тетя Клава, хотя у нее не было ни детей, ни семьи. Жила она в приспособленной под комнату кладовке с небольшим оконцем у потолка. Иногда она приходила к маме поговорить. Тетя Клава была большая искусница. По выходным дням и именинам устраивала «сладкие праздники». На всю детскую коммуну пекли домашние пироги и торты, готовили морс и сиропы. Тетя Клава была поварихой высшего класса. У нее ловчее и вкуснее всех выходило. Рудик каждый раз угощал пончиками Ганзи и Мигеля.

В детской коммуне часто читали, рисовали цветными карандашами и выпускали стенгазету. Изредка всей коммуной ходили в кино, скверы и музеи. Но дома было все же веселей и привольней. Можно дурачиться как хочешь и сколько хочешь, играть в «поезд-паровоз». Передний был «паровоз», пыхтел, гудел, топал и таскал за собой «поезд». Все держались друг за друга цепочкой и двигались в ту сторону, куда повернет «паровоз». Когда Рудик был «паровозом», то не он, а «поезд» мотал его из стороны в сторону. Однажды он не удержался на ногах, грохнулся на ящик и рассек бровь. От вида крови все в панике разбежались. Мама спокойно забинтовала лоб и левый глаз. Долгое время Рудик сидел в комнате и одним глазом рассматривал картинки в исторических книгах. На каждой книжке была роспись отца. Правый глаз уставал и слезился от напряжения. Трудно было рассмотреть даже последнюю фотографию отца. Он в сапогах, галифе и в темном френче, на голове мягкий темный берет с маленькой звездочкой, а на боку кобура с револьвером. Вроде бы в военной форме, но ни на красноармейца, ни на милиционера не похож. Он стоит со своими друзьями в обнимку. Они, в такой же, как и на нем, форме, смотрят с фотографии и улыбаются. Подпись странная и загадочная — «Ваш Гленк». Такого имени Рудик никогда ни от кого не слышал.

Неожиданно письма от отца перестали приходить. Мама очень забеспокоилась, и тетя Клава ее утешала по вечерам. Однажды все же пришла долгожданная открытка, со множеством штемпелей разных стран. Мама сказала, что открытка добиралась до Москвы четыре месяца и еще два дня от Москвы до Ленинграда. На обратной стороне открытки рисунок пером. Черной тушью отец изобразил длинный деревянный барак с узкими, под самой крышей, оконцами. Широкая, как ворота, входная дверь на запоре. Недалеко от барака ряды ровных столбов, между ними паутиной натянута колючая проволока. Подпись под рисунком короткая, на иностранном языке. По-русски только одно слово «Гленк». Мама сказала, что на открытке нарисован лагерь для военнопленных на границе Франции и Испании. Вскоре пришла еще одна открытка. Опять не на русском языке, с цветными штемпелями и без рисунков. Оборотная сторона исписана мелко и убористо, мама читала иностранные слова при помощи лупы. Она сказала, что наши вместе с болгарами и хорватами добиваются возвращения на Родину через Бельгию и Швецию. Наверное, скоро они все приедут в СССР. Встречи с отцом ждали каждый день и каждую ночь. Мама ходила в МОПР узнавать. Как-то пришла веселая и довольная, не скрывая радости.

Но наутро объявили о войне. Фашистская Германия напала на Советский Союз.