Борис Краевский - Повесть об одном эскадроне

Харин выстрелил, машина промчалась мимо него на мост и, разметав бревна у края, рухнула в воду.

Когда Костя подъехал к берегу, все было кончено. Харин держал второго офицера, поручика, мокрого и бледного; двое бойцов вытаскивали из воды безжизненное тело шофера. Пуля попала ему в затылок.

К Косте подъехал Дубов.

— Фу ты, черт, — выругался он. — Вот неожиданная встреча. И надо же, в тот самый момент, когда я был в хвосте. Спасибо, Воронцов, пулеметчика вовремя снял… Наделал бы он нам… Егоров! — позвал он бойца, который когда-то был санитаром и поэтому исполнял обязанности фельдшера. — Егоров, потери есть?

— Ромащук легко ранен, товарищ командир. Да вот… Воронцов тоже…

— Ты ранен? — повернулся к Косте Дубов.

— Пустяки, чуть-чуть задело.

— Нет, Воронцов, в рейде пустяков не бывает. Егоров, присмотри за ним. Харин, давай сюда пленного.

Поручик уже пришел в себя и теперь держался с наигранной наглостью, которая не вязалась со всем его обликом: мокрый, грязный, худой, офицер выглядел довольно смешно.

— Где портфель? — спросил Дубов.

Поручик молчал.

— Где портфель, который вы везли с собой?

— Какой портфель? Я ехал на прогулку… — ответил офицер и запнулся.

— В штабной машине с пулеметом? Хотите играть в молчанки? Ну и черт с вами, без вас найдем. — Дубов говорил с веселой насмешкой в голосе. — Отведи-ка, Харин, свой улов в сторону, — приказал он и продолжал, обращаясь к бойцам: — Товарищи, придется лезть в воду и искать. Был портфель у кадета!

Поручик стоял в стороне, делая вид, что его совершенно не интересует происходящее. Однако можно было заметить, что он жадно прислушивается к разговору.

Харин перепоручил своего пленного другому бойцу и — все равно мокрый — кряхтя полез в воду во второй раз. Не так уж приятно купаться в середине сентября, особенно вечером. Он ухнул по-мальчишечьи и нырнул.

Темнота сгустилась, и под мостом почти ничего не было видно. До слуха сидящих на берегу долетали только всплески воды, глухие смешки. Кто-то воскликнул: «Холоднючая». Затем послышался бас: «Пусти, дура ты трехдюймовая, это я». Харин, видимо, столкнулся с товарищем в воде.

Через несколько минут Фома, скользя босыми ногами по мокрой глине, выбрался на берег и, встряхнувшись, как собака, подошел к Дубову.

— Нету, товарищ командир. Всю машину обыскали, нету и все. И на дне нету. Что скалишься, утопленник? — Харин обернулся к офицеру, который прислушивался к разговору.

— Портфеля не было, — сказал офицер.

Голос его дрогнул, и он замолчал. Видимо, понял, что не оставит его в живых командир красного отряда, чудом оказавшегося в тылу. Понял — и смотрел теперь с тоской на мокрых бойцов, суетившихся около речонки. Изо всех сил старался он не выказать страха и встретить смерть, как подобает кадровому офицеру бывшей императорской армии. Усилием воли кривил поручик губы в презрительной усмешке, и только посеревшее лицо да беспокойно рыскающие глаза выдавали его. Словно стремясь сократить невыносимое ожидание конца, он стал вдруг выкрикивать оскорбления.

— Сволочи, всех вас перевешают, голодранцы. Нет портфеля, болваны, нет, нет, нет… — голос офицера сорвался до истерического визга.

— Что смотришь, командир, пора кончать, — мрачно произнес Харин, прыгая на одной ноге и выбивая рукой воду из уха. — Костерок бы, обсушиться…

Офицер осекся. Такое будничное «Пора кончать» и вслед за этим о костре — дикари, для; них жизнь человека ничего не стоит…

Офицера увели.

Командир молчал и, не отрываясь, смотрел на воду. Небольшая речка у моста была запружена отфыркивающимися бойцами. У коней остались только коноводы, они поили лошадей и негромко переговаривались. На склоне ближайшего холма стоял выделенный в дозор сапер-разведчик Ступин и поглядывал по сторонам. На противоположном виднелся еще один боец.

Там же сидел Швах в позе, совсем не подходящей для часового, и давал купальщикам шуточные советы. Дубов прислушался.

— Эй, парень, брось эту корягу, под ней даже рака не найдешь, не то что портфель. Лезь на берег.

Красноармейцы беззлобно отругивались.

— Эх, мальчики, всю рыбку распугали, это же ж не река была, а красота, мечта рыбака и рыбки. И как вам нравится водичка? Удивительно мокрая для такой высохшей лужи и холодная. Кончали бы купанье. Мне за вас холодно, детки…

Дубов возмущенно крикнул:

— Швах, прекрати. Помог бы лучше.

— Так я же ж и говорю им — кончайте, а они не хотят. Мальчикам, видимо, нравится купаться. Пожалуйста, пусть мерзнут. А портфельчик я нашел. Сейчас обуюсь и представлю вам его по всей форме.

— Вот свинья! — донеслось из воды.

Швах почувствовал, что на этот раз он, пожалуй, хватил через край, и, не одеваясь, подбежал к Дубову с портфелем в руках.

Желтая кожа успела побуреть от воды, содержимое — несколько пакетов — слиплось, и чернила расплылись. Дубов, вскрыв первый попавшийся пакет, увидел, что текст можно будет кое-как разобрать.

«Совершенно секретно, — читал он. — Инструкция об использовании военнопленных». Интересно!

Дубов пробежал глазами бумагу и потемнел лицом. «Вот же сволочи!» Штаб «главнокомандующего вооруженными силами Юга России» доводил до сведения командиров белых частей и соединений, что всех пленных красноармейцев, за исключением комиссаров, которых надлежит расстреливать на месте, предлагается переодевать в белогвардейскую форму и посылать под угрозой пулемета впереди наступающих добровольческих полков и батальонов. Инструкция была длинная, продуманная и обстоятельная. Она предусматривала даже такие мелочи, как погоны, которые рекомендовалось наглухо вшивать, чтобы пленным не так легко было сорвать их с плеч. Пленных, которые отказывались надевать погоны, следовало «ликвидировать».

— И слово-то какое — ликвидировать, — удивленно проговорил Дубов. — Вот мерзавцы, вот подлецы! Пакеты надо срочно доставить командованию.

Он внимательно посмотрел на окруживших его красноармейцев. Одни так и стояли, мокрые, полуголые, другие — и их было большинство — уже успели одеться. Кого же послать?

Словно понимая, что командир сейчас делает про себя выбор, разведчики притихли. Слов нет, почетно пробраться в родную дивизию, доставить, важные документы командованию… Но, с другой стороны, покинуть отряд в самом начале рейда, когда он только приблизился к выполнению главной задачи? Этого никому не хотелось.

Тишину прорезал властный командирский голос: