Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

Окружающие заметили, что командарму не по себе. У него у самого были малые дети.

— Жёстко воюет немец, — заметил сопровождавший командарма полковник.

— Санитарные поезда бомбят и обстреливают, вы представляете? — сказала Галина Васильевна. — Видят, что кресты на крышах вагонов, и специально бомбят.

Кто-то из легкораненых, куривших у крыльца, спросил, что это за начальник и чего ради он припёрся в госпиталь, неужто ранили?

— Он ранетый в самое сердце, — драматическим голосом сообщил парень с отпиленной рукой, ожидающий эвакуации в тыл. — У них с товарищем военврачом лубов.

Началась обычная среди молодых солдат жеребятина про военную любовь.

— Вот бабы-суки, на всё готовы за ради доппайка, — бурчал один.

— Командиры лучших разобрали, — сетовал другой, — а нам, простым ребятам, остаются санитарки из местных.

Раненый постарше возрастом цыкнул на похабников, они примолкли.

Ночью Василий слышал, как тихонько молился раненый красноармеец:

— Суди, Господи, обидящих мя, побори борющих мя. Прими оружие и щит, и восстань в помощь мою. Изсуни меч против гонящих мя…

«Господь дарит нам свободу воли, — думал Василий. — Не встанет Он в помощь нашу. Он пустил нас в мир, созданный, чтобы мы сами… Сами… А меня ограничил: не по своей, а по Его воле должен я говорить правду. Как же понять это? В чём правда?.. Раненые говорили про женщин, которые… Ну, в общем… Это правда, о женщинах? Да, это правда. Но та ли это правда, которую по воле Господа обязан говорить я?..»

И вот через два дня он выслушивает «приговор»:

— Красноармеец Вассиан Одиноков! Вы передаётесь в 44-й стрелковый корпус, — сообщил ему Рыбин.

— А куда направили Мирона Семёнова? — спросил Вася. И пояснил: — Мы с ним, товарищ капитан, с самого начала войны вместе. Скажите, если можно.

— Больше вы не будете вместе, — ворчливо ответил капитан. — Семёнов оказался журналистом, и его забрали в политотдел армии. А на вас, кстати, есть рапорт, что вам на две недели показан щадящий режим службы.

15/I–65 г., пятница

Дорогой Саша! Ты спрашиваешь, как продвигаются мои изыскания. Сообщаю, что накануне Рождества Христова я нашёл маму нашего друга Васи, Анну Прокофьевну Одинокову. Она показала мне Васины письма. В некоторых упоминаемся и мы с тобой. О тебе он писал ей очень тепло. Последнее его письмо датировано январём 1944 года.

Других родственников нет. Васиных друзей я нашёл ещё раньше, о чём тебе сообщал.

Что касается отца Васи, то вот что рассказала мне Анна Прокофьевна. Вскоре после того, как их семья осела в Москве, в Барнауле был арестован Иван Ухватов, друг семьи Одиноковых, директор нескольких строек. Анна Прокофьевна полагает, что виной всему — то, что Ухватов был верным сподвижником товарища Сталина, проводил его линию вопреки мнению местных партийных начальников, которые были разоблачены позже как враги народа. Но в некоторый период, при поддержке со стороны Ежова, они ликвидировали сталинские кадры. Тогда-то и погиб товарищ Ухватов.

После ареста Ухватова А. В. Одиноков ходил на приём к Г. К. Орджоникидзе (товарищ Серго), чтобы тот помог восстановлению справедливости. Серго обещал это сделать, но сам застрелился 18/II–37. А вскоре расстреляли Ухватова. Отец Васи ужасно запил, позволял себе заявления «сгубили Иван Абрамыча ни за что», но обошлось. Васе о гибели Ухватова так и не сказали. В 1943 году А. В. Одиноков был призван в армию, погиб в мае 1945 года в Кенигсберге. Незадолго до гибели он был свидетелем чудесного явления в небе лика Божьей матери. Об этом у Анны Одиноковой хранится его письмо.

Книгу мою по-прежнему отказываются публиковать. Но теперь, с отставкой Н. С. Хрущёва, думаю, дело сдвинется с мёртвой точки. Я, между тем, всё время дорабатываю текст, написал несколько новых глав.

Часть пути от Наркомата связи, что располагался в здании Центрального телеграфа, до особняка возле станции метро «Кировская», где размещался теперь кабинет Верховного Главнокомандующего, Сталин решил пройти пешком.

Накануне немцы бомбили Москву, и было полезным показаться народу.

Шёл по улице Горького вверх, по левой стороне. Город жил обычной жизнью: магазины открыты, транспорт ходит по расписанию. У поворота на Брюсов переулок — то есть на улицу Неждановой — во исполнение Генерального плана реконструкции Москвы двигали в сторону от улицы Горького старинный дом. Сталин полюбовался на латинскую надпись, украшающую фасад: «В Боге надежда моя». Улыбнулся в усы, зашагал дальше. Левую руку держал в кармане, в правой была трубка — но не курил.

Несколько поодаль с той же скоростью бесшумно двигалась свита.

Сталина беспокоило состояние связи — и в армии, и в стране в целом. «Не может быть единого государства, если между различными его частями нет надёжной дешёвой связи, товарищи. Между тем радиофикация СССР далеко не завершена. А насколько зависит от связи успех военных операций, мы убедились на практике, — думал он. — Теперь мы сняли генерала Гапича с должности начальника Управления связи Красной Армии. Правильно ли мы поступили? Правильно. Наша ошибка в том, что мы не сняли его раньше».

— Справлюсь ли я с таким объёмом работы? — спросил его нарком связи Пересыпкин полчаса назад, узнав, что теперь он будет совмещать свою должность наркома с ещё двумя: начальника Управления связи РККА и заместителя наркома обороны.

— Поможем, — ответил Сталин.

Связь настолько важна, думал он, что распылять силы и средства нельзя. Если один отвечает за телефонизацию в городах, а другой — за то же, но между областными и районными городами, а третий за радио…

А четвёртый за связь в армии, а пятый за телевидение…

По суммарной мощности радиопередатчиков Советский Союз вышел на первое место в Европе, а по строительству телевизионных центров и выпуску телевизоров — отстаём. И не с кого спросить за конечный результат.

В условиях войны — только жёсткая централизация…

— Товарищ Сталин! — окликнула его женщина с ребёнком на руках. Он остановился, кивнул ей. Другие прохожие тоже начали останавливаться.

— Когда же Красная Армия погонит немца? — спросила женщина.

Сталин улыбнулся и успокаивающе помахал трубкой:

— Будет, будет и на нашей улице праздник!

— Поскорее бы, товарищ Сталин!

Сбоку подошёл глава Московской партийной организации, по совместительству начальник Совинформбюро Щербаков, попросил разрешения доложить о результатах бомбёжки. Сталин знал уже, что фугасные бомбы попали на территорию Кремля, в здание ЦК ВКП(б), что разрушен Театр имени Вахтангова, некоторые фабрики и заводы, школы и жилые дома. Что враг тысячами сыпал зажигательные бомбы, а Москва на 70 процентов деревянная, но крупных пожаров не допущено.