Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

Рассказывали мне и такое, что Сталин, бывало, выстраивал тех, кто, как Вы пишете, «манипулировал им», перед собой и основательно их отчитывал. Стоят перед ним Берия, Маленков и Хрущёв, животиками вперёд, головки понурили, а он их ругает: «Всякая государственная ошибка, словно снежный ком с горы, тянет много мелких ошибок…»

…Товарищ Сталин был не тот человек, которым можно «манипулировать». У него был один критерий: польза стране и народу. Он в своих речах и приврать мог, если для пользы дела. Например, в своей речи на Красной площади 7 ноября 1941 года сказал: «Немецкие захватчики напрягают последние силы. Нет сомнения, что Германия не может выдержать долго такого напряжения. Ещё несколько месяцев, ещё полгода, может быть, годик, — и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений».

Сегодня мы могли бы упрекнуть товарища Сталина за такую ошибочную оценку. Но упрекать его не за что. В тот момент надо было поднимать народ на отпор врагу, а не расхолаживать страшной правдой. И что важно, в тот же день, когда члены Политбюро стали спрашивать его, откуда такие сроки, Сталин ответил им: «Дай Бог закончить эту войну к 1946-му году…»

Я не стал писать в этом письме всего, что мне рассказал Голованов. Позже из разговора т. Берия с Молотовым он понял, что обсуждался вопрос об иранском шахе. Берия напортачил, и Верховный Главнокомандующий вспылил. Его нападки обидели т. Берия. Он (когда Сталин не слышал) говорил т. Молотову: «Если бы не я, оппозиция перевешала бы вас всех на Красной площади ещё тогда». Я думаю, Сталин помнил и ценил заслуги т. Берия и т. Мехлиса в разгроме заговорщиков.

…На очередном заседании ГКО обсуждали вопрос о невыполнении германской стороной международных конвенций в отношении военнопленных. Проблема была застарелая, но острая, всем собравшимся хорошо известная. Сталин судьбой пленных интересовался особо. У него самого сын был в плену. Сразу после начала войны Наркомат иностранных дел направил ноту Швеции с просьбой довести до сведения Германии, что СССР готов выполнять Гаагскую конвенцию о содержании военнопленных на основах взаимности. Ответа не последовало. Направили ноту аналогичного содержания всем странам, с которыми СССР имел дипломатические отношения. Германия опять не отреагировала.

— 25 ноября 1941 года мы вручили всем дипломатическим представительствам очередную ноту, — сообщил Молотов. — Все вы о ней знаете, однако разрешите напомнить, — он развернул газету «Правда», откашлялся, прочитал:

«Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявляемых в отношении содержания военнопленных международным правом и, в частности, Гаагской конвенцией 1907 года, признанной как Советским Союзом, так и Германией. Германское правительство грубо нарушает требование Гаагской конвенции, обязывающей воюющие страны обеспечивать военнопленных такой же пищей, как и свои собственные войска (ст. 7 приложения к 4-й Гаагской конвенции 1907 года)».

Молотов, сложив газету, объяснил:

— Я читаю по газете, потому что «Правда» опубликовала эту ноту для всеобщего сведения. В ней мы заявили также, что Советский Союз, со своей стороны, выполняет принципы Гаагской конвенции по отношению к германским военнопленным.

— Получается, весь мир знает, что мы придерживаемся международных правил, — заметил Вышинский. — Мы делаем это и открыто сообщили об этом. Но Гитлер не желает поступать, как мы. Советские люди, попавшие в плен, страдают. Надо найти способ воздействовать на Гитлера.

— Не обратиться ли ещё раз к Швеции за посредничеством? — спросил Сталин. — Как вы думаете, товарищ Вышинский?

— Вреда не будет… Но и делу не поможет.

— Шведы, товарищ Сталин, ведут двойную игру, — сказал Берия. — Прикидываются нейтралами, а сами скидывают Гитлеру разведывательную информацию о наших планах.

— Это мы знаем. Но такое поведение шведской разведки не снимает возможности использования шведской дипломатии для связи с Германией. Как вы думаете, товарищ Молотов?

— Можно попробовать ещё раз, — без особого энтузиазма сказал тот.

— Надо прозондировать мнение латиноамериканских стран, которые дружны с Германией, — предложил Вышинский.

— Правильно. Изучите такую возможность, — согласился Сталин. — И ещё попробуйте использовать новый рычаг, который у нас появился. Мы имеем в виду, воздействуйте на Гитлера тем, что в условиях контрнаступления пленных будем брать мы, а не он.

Берия, а затем начальник Главного управления формирования и укомплектования войск Щаденко доложили, как содержатся немецкие военнопленные. В СССР ещё до начала войны было принято «Положение о военнопленных». В июле, когда количество попавших в наш плен германских вояк не превышало нескольких сотен, Совнарком ввёл новое «Положение», которое гарантировало им жизнь и безопасность, нормальное питание и медицинскую помощь на одинаковых основаниях с военнослужащими Красной Армии. За ними сохранялось право носить военную форму, знаки различия, награды, личные вещи и ценности. На них распространялись постановления об охране труда, рабочем времени и другие законодательные акты, действовавшие в отношении советских граждан, занятых на тех же работах, на которых использовали бывших немецких вояк.

Просмотрели документальный фильм о быте и работе немецких пленных, смонтированный на киностудии НКВД специально к этому заседанию.

Начальник Главного политуправления Мехлис посетовал, что по личному указанию Гитлера Вермахту рекомендовано при взятии в плен политработников РККА немедленно их уничтожать, применяя оружие, а каждого из остальных советских военнопленных считать большевиком, а значит, не человеком. Соответственно, кормят их по нормам, вдвое уменьшенным по сравнению с физиологическими потребностями человека, и не оказывают медицинской помощи.

Нарком юстиции РСФСР Горшенин, вызванный на заседание вместо наркома юстиции СССР Рычкова, который убыл в командировку на Дальний Восток, дополнил, что захваченных в плен бойцов и командиров Красной Армии привлекают для работ, связанных с военными действиями, например для разминирования, что противоречит международному праву.

Молотов опять вернул разговор в «дипломатическое» русло:

— Гитлер в последней своей речи заявил, что Германия свободна от гуманного отношения к советским военнопленным, потому что СССР якобы не подписал Женевскую конвенцию о пленных.

— Можно подумать, в уничтожении советских людей в немецком плену виноваты мы, а не гитлеровцы, — усмехнулся Сталин. — Каково! Конвенцию мы не подписали! Но мы её выполняем. А Германия — подписала. Чего ж не выполняет? Кстати, товарищ Горшенин, разве имеет значение, подписана или нет эта конвенция нами?