Дмитрий Калюжный - Житие Одинокова

Другой важной заботой стали помещения. Батальону предоставили заброшенную церковь и трапезные палаты бывшего монастыря, которые в последние годы использовали для чего угодно, но не для проживания людей. Выявив среди подчинённых нескольких былых строителей, одного даже с высшим образованием, Василий, разбив боевой коллектив на бригады во главе с этими строителями, затеял перестройку с разделением высокой трапезной на два этажа и выгородкой служебных помещений.

Железной дороги в Старице не было, встречать прибывающие группы приходилось в Калинине. Обычно за ними ездил старшина Завидов, но иногда, когда ждали офицеров, ездил Василий. Он формировал роты и взводы, организовал учение новых бойцов. Здешние ландшафты служили прекрасным полигоном для учёбы: река — то с пологими, то с высокими берегами; земляные валы; высокий холм, где когда-то стоял местный кремль; развалины зданий.

Полувидов добыл чугунные печи, правда без труб, и бойцы как раз их сгружали, когда на попутной машине приехал младший лейтенант Сыров.

Василий обрадовался:

— Как вы нас нашли, Николай Иванович? Почему не сообщили? Я бы встретил.

— Ещё чего! Чтоб такой человек, как вы, встречал такого, как я!

С собой Сыров привёз патефон.

— Это ещё откуда? — удивился Василий.

— А, неважно, — ответил Сыров с хитрой ухмылкой. — Всё равно оно там без толку валялось. Пластинок-то нет.

— Сыров! Опять за старое?

— Да не, ну что вы, Василий Андреевич. Дамочка была одна… Подарила.

Первая декада сентября у лётчиков-истребителей Гвардейского подразделения ознаменовалась большими ожесточёнными воздушными боями и блестящей победой…

Первый день боевой 10-дневки над линией фронта ознаменовался блестящей победой Гвардейцев. По одному «Мессеру» сбили отважные лётчики-истребители Ефимов, Сухов, Теплов, Буряк и Хаметов, 2 «Мессершмитта-109» Гвардейцы сбили в группе, а Усыченко в паре с Буряком сбили один «Юнкерс-88»…

Несколько дней спустя разыгрался ещё более ожесточённый бой. Шестёрку истребителей в район барража в пункты «М» и «С» вёл сталинский сокол трижды орденоносец Мясников. На прифронтовом фашистском аэродроме «Л» Гвардейцы заметили несколько вражеских истребителей и немедленно ринулись в атаку… Немецкие самолёты взлетели с опозданием, а часть из них навеки осталась на земле. Выйдя из атаки и миновав немецкий аэродром, балтийцы пошли за бомбардировщиками. «Юнкерсы», ожидавшие подхода сопровождающих «Мессеров», приняли наши истребители за свои. Стрелки даже не успели открыть огня, как Гвардейцы ринулись в атаку. Завязался ожесточённый бой 6 советских лётчиков с 8 «Юнкерсами-88», 2 «Мессершмиттами-110» и 8 «Мессершмиттами-109».

Балтийцы рассеяли стервячью армаду, заставили неприцельно сбросить бомбы и нанесли ей большой урон. Один «Юнкерс» рухнул на землю от метких залпов лётчика Бондаренко, другой «Ю-88» сбили Мясников и Каберов. Лётчики Теплов и Терёхин уничтожили «Ме-110», а вся группа сбила ещё 2 «Ме-109Ф»…

Последний день воздушных боёв в эту 10-дневку ознаменовался также победой наших лётчиков. Гвардейцы дрались четвёркой против восьми, шестёркой против десяти и больше самолётов врага. Немецкому коварству и хитрости Гвардейцы противопоставляли хитрость и мастерство своё — большевистское. В бою Гвардейцы используют солнце и облака, всю мощь огня истребителей и своё мастерство.

«Немецкие снайперы очень хорошо стреляли. Я заинтересовался: почему я не могу? Попросил командира роты Львова, тот научил: определение дистанции, учёт силы ветра, влажности воздуха и так далее. В один из дней сел с наблюдателем. Было холодно, немцы бегали, чтоб согреться. Быстро подстрелил с 600 метров шестерых. Подумал: за 2 часа — шестерых, сколько же за день?.. Взял воды, буханку хлеба, на второй день — 16 гитлеровцев. Потом каждый день не меньше 14–15. Всего с того места — 48.

Дистанции по карте заранее расчисляем на 5–6 целей. Интересный способ: ждёшь, когда немец пойдёт по нужде, сядет под кустик — и готово. Говорим: „Подорвался на своей мине“. Тогда они построили гальюн в земле. Испортили всю охоту…»

Пошёл второй год с тех пор, как ненавистные кровавые орды германского империализма вероломно вторглись в пределы нашей родины. Мужественную, стойкую и беспощадную борьбу ведёт с нами наш народ. За это время советские люди совершенно преобразились. Они стали, как никогда, дисциплинированными, подтянутыми, сплочёнными.

На наш завод за период Великой Отечественной войны пришло много новых людей, они с честью заменили товарищей. Прекрасно работает на участке сборки тов. Медведева, выполняющая сменную норму до 367 процентов, и тов. Зюзина, вырабатывающая более трёх норм за смену. Подтянулось в работе и среднее звено. Если в начале войны число не выполняющих норм в цехе, где начальником тов. Горянский, составляло 35 процентов, теперь это число намного уменьшилось…

Знатный машинист Курганского паровозного депо, дважды орденоносец Иван Петрович Блинов на днях вернулся из продолжительной поездки, блестяще выполнив данное ему задание. Тов. Блинов вёл поезд от Кургана до станции Челябинск весом 4600 тонн, и до станции Абдулино — в 2130 тонн. По маршруту Курган — Челябинск — Златоуст — Дема Абдулино через Уральский хребет проведён впервые в истории Южно-Уральской и Куйбышевской дорог тяжеловесный состав.

…Василий шёл по Старице и увидел нечто, похожее на обшарпанную беседку оригинального вида. Мимо проходили малочисленные прохожие, гражданские и военные. Он выбрал женщину постарше, шедшую неспешно, с задумчивым лицом, спросил:

— Не подскажите, что это такое?

— Это? — рассеянно переспросила она. — Часовня Александра Невского, что ли. Не помню. Хотя да, точно, — лицо её посветлело. — Она раньше красивая была! Сама беленькая, а крыша синенькая… — и опять глаза потухли. — Извините, некогда мне, — и ушла уже не так неспешно, почти убежала.

Заброшенная, с отломанной маковкой и проваленной пирамидкой крыши, часовня никак не пробуждала восторга перед полководцем прошлых времён. Этот грустный факт вызвал в душе Василия протест. Он огляделся: с кем бы обсудить? — и увидел старого друга Мирона Семёнова, который, затянутый в портупею, с фотоаппаратом на ремне, переброшенном через плечо, шагал себе мимо. В петлице его шинели была шпала.

— Мирон! — окликнул Василий.

Тот остановился, посмотрел, пытаясь узнать, а Одиноков меж тем повёл разговор так, будто они не расстались более года назад после выхода из окружения, а просто прервали общение минут на десять: