Александр Лебеденко - Тяжелый дивизион

За горою проволока. За проволокой в ста шагах в обе стороны глубокий ход окопа.

Батарейцы, любопытствуя, останавливались у окопа. Таких сооружений еще не видели. С фронта окопы не были заметны вовсе. Козырек, старательно застланный досками и замаскированный свежим дерном, задирался к северу и закрывал предательскую полосу желтого взрытого песку… Под козырьком, огибая траверсы, как у тюремной стены, шла глубокая траншея. С тыловой стороны обрыв падал ко дну крутым отвесом метра в три. У бойниц оставлены были три приступки. На первой спали, сидели, обедали, на второй, узкой, стояли во время боя, на третьей в ряд лежали ореховые приклады винтовок. Черные стволы уходили в частые щели бойниц, расположенных под бревнами козырька.

Эти три этажа приступок делали окоп широким. Козырек мог защитить только от шрапнельных пуль. Окоп был рассчитан кабинетным мыслителем капитально, но глупо…

Солдаты, на практике изучившие все выгоды и невыгоды различного рода укрытий, не скупились на критику этого произведения саперного искусства.

— Вот так окоп! Посадить сюда тех, кто строил. Пускай бы посидели под обстрелом.

— Расставил хайло. Снаряду немецкому — наше вам, пожалуйста. Только вас и не хватало!

— Тяжелым двинет — никто не вылезет.

— А то и без осколка бревном благословит так, что без пересадки на том свете будешь.

Андрей понимал, что окоп плох, но ведь таких капитальных сооружений еще не было. Первый опыт. Ну, не совсем удачно. Но лучше, чем ничего.

— Полгода назад, — возразил ему Алданов, — это бы еще было понятно. Но сейчас, знаете, уже стыдно. Сами говорите, солдаты ругают. Снарядов нет, патронов нет, пуше' нет, пулеметов нет, о'опы строим черт знает 'а', 'уда же это все годится? Вся'ое настроение падает.

— Александр Кузьмич, что же это такое? Как же это все объяснить?

— Случилось, батень'а, то, что должно было случиться. Вот что! — И он замолчал.

«Неужели Петр был прав? — с болью думал Андрей. — Неужели то, что у немцев выше техника, выше культура, делает их необоримо сильнейшими? А доблесть русского солдата? А численность? Она больше не решает дела. Разоруженный солдат чувствует себя грубо преданным. Он вынужден с дубиной идти против машины, которая строчит свинцом человечье тело. А может быть, Петр прав и в том, что русскому солдату вообще не нужно идти против немцев, против австрийцев». Эти мысли возникали незваные, нежелательные. Ум Андрея напрягался, чтобы убить, уничтожить их, как едких навязчивых мух. Но, чтобы уничтожить их, нужно было противопоставить им такие же простые, ясные, сокрушительной силы мысли. Таких мыслей не было.

Ему оставалось лениво отмахиваться от этих новых сомнений, бесцеремонно выталкивать их из сознания.

— На этой позиции продержимся, — сказал Кольцов, только что торжественно нацепивший четвертую звездочку по случаю производства в штабс-капитаны.

— Сумеем ли? — сказал, похрустывая пальцами, Алданов.

— Должны. Я имею сведения из штаба. Отход из Польши не закончен, надо продержаться здесь не меньше трех дней.

— Разве это та' трудно?

— Пока мы устраивали дневки да чаевки, прохлаждались да нежились, немцы подтянули силы и сейчас уже опять напирают. Спокойно здесь не простоим ни одного дня.

— 'то же прав? — сказал, торжествуя, Алданов. — Вы же спорили…

Кольцов молчал, скрывая досаду.

В километре от окопов начинался лес. Еловые низкие рощи подходили к шоссе. На опушках устроились легкие батареи. Тела орудий были забросаны зелеными ветками. Прислуга старалась не показываться на виду.

Гаубицы, пользуясь своими преимуществами, вошли в чащу леса.

Здесь номера, расчистив обстрел, опять рыли в желтом песке неглубокие рвы, на которые валили в ряд круглые липкие бревна и насыпали бугры плотной, мокроватой земли.

Днем Андрей отправился в окоп. Ход сообщения вел многими поворотами. Командиры сидели в глубоких блиндажах, под шестью рядами восьмивершковых бревен. Офицерские блиндажи хвалили — были сделаны на славу, способны были выдержать прямое попадание тяжелого снаряда.

По словам пехотных офицеров, противник быстро накапливался в районе Лысой горы. Шла оживленная перестрелка передовых отрядов.

Ночью над немецкой линией, потопив в своем сиянии горсть тусклых созвездий, поднялся слепящий летучий фонарь. Он минуту стоял в воздухе, как будто подвешенный на невидимой проволоке, и погас.

По соседству ударил миномет. Могущественный взрыв пробудил всю окрестность… Пулеметный, ружейный огонь растекался по фронту.

Пехотный прапорщик поморщился, потер колено ладонью и сказал:

— Начинаются удовольствия. Эх, пошли лучше в блиндаж соснуть, а на эти эффекты еще насмотримся.

Ползком ушла через бруствер ночная разведка.

У пулеметных гнезд устраивались поудобнее пулеметчики. Сапер пристраивал стальные щиты.

Андрей ушел на батарею в полночь по пронизываемой пулями дороге.

Ночью пришел из штаба корпуса приказ оказать посильную помощь пехоте. Ставка верховного предложила армии продержаться на этой линии пять дней.

В пятом часу, на заре, сидя на соломенной крыше деревенской избы, в километре от окопов, Кольцов уже вел пристрелку. Немцы едва начали рыть окопы, и Кольцову самому приходилось соображать, где будет накапливаться неприятель и где может понадобиться артиллерийский огонь.

В ответ на редкую стрельбу русских батарей немцы открыли беглый огонь по опушкам прифронтовых лесов, по деревушкам, по шоссе и проселочным дорогам.

Легкая шрапнель прошла над халупой и разорвалась в чаще леса. За нею вторая легла клевком на том же месте.

— Ну-ка, лишние, брысь! — скомандовал Кольцов. — Нечего выставлять головы под шрапнель.

На завалинке у телефонного аппарата сидели Григорьев и разведчик Сухов. Телефон назойливо поскрипывал. Григорьев слушал и, прикрывая трубку рукой, разговаривал с Суховым.

— Робя, пошли смотреть, как командир третьей батареи стреляет. Вот буза!

Это разведчик Багинский высунул голову из-за халупы.

За соседним домом у дороги наскоро вырыт был неглубокий окопик. В окопе сидели телефонисты и командир третьей батареи подполковник Малаховский. Андрей вместе с Багинским присели у колодца.

— Правее, ноль двадцать! — командовал Малаховский, не замечая прихода наблюдателей.

— Гляди, гляди, куда смотрит, — шепнул Багинский. Малаховский усиленно крутил винт бинокля, направив стекла в кучу земли, выброшенной из окопа.

Впрочем, и высунувшись из окопа, он не смог бы увидеть поле обстрела. Ближний лесок прикрывал именно ту часть местности, на которой залегли пехотные части противника.

— Петров, — раздался голос подполковника. — Ну, по-твоему, как падает? Недолет?