Антон Кротков - Воздушный штрафбат

Вот такой это был парадоксальный характер…

Погиб Джойс нелепо. Все началось с того, что на глазах у всей американской эскадрильи был сбит их товарищ по фамилии Шорт. Этот летчик сблизился со звеном вражеских бомбардировщиков и дал длинную очередь по головной машине, но на выходе из атаки его достали немецкие «охотники» из «Легиона Кондор». Один «Хейнкель» атаковал американца сзади сверху, другой — снизу. Все видели, как Шорта тряхнуло в кабине и бросило на приборную доску. За подбитым самолетом потянулся прозрачный след вытекающего из пробоин топлива. Затем машина с убитым, а может быть, и еще живым летчиком сорвалась в почти отвесное пике и загорелась…

Страшная смерть Шорта, случившаяся у них на глазах, потрясла его земляков. Когда несколько часов спустя после этого случая испанский комманданте приказал американцам вылететь на штурмовку позиций мятежников, те вдруг отказались, сославшись на туман и плохую видимость. При этом у взрослых бывалых мужиков были такие испуганные лица, словно их гнали на убой.

— Конечно, вы имеете право отказаться, — с улыбкой согласился республиканский комиссар, расстегивая револьверную кобуру, — но в этом случае по нашим законам полагается расстрел.

В итоге за своих товарищей вызвались лететь Мэрион и еще один его земляк. Но вернулся с задания только один пилот. Он сообщил, что на обратном пути с самолетом Джойса случилась какая-то поломка, и он разбился на территории, занятой мятежниками. Необходимо было без промедления вылететь в район катастрофы, чтобы вывезти раненного пилота или хотя бы забрать его тело для достойного погребения.

И снова вконец деморализованные американцы стали выдумывать разные причины, лишь бы только не подниматься в воздух.

За другом отправился Нефедов. Полетел он не на истребителе, а на стареньком связном биплане, в котором не было оружия, зато имелась вторая кабина для пассажира.

Место, где упал самолет американца, Борис нашел на удивление быстро. У него было странное ощущение: тишина, только стрекочут в траве цикады да перекликаются на разные голоса птицы в ближайшей оливковой роще, вокруг красотища — уходящие к горизонту живописные холмы, желтые луга, — и тут же следы смерти.

В результате аварии самолет Джойса превратился в груду искореженных деталей. Мотор с погнутыми лопастями пропеллера валялся далеко в стороне. Пилот был мертв. Его изуродованный труп зажало в кабине. Нефедов долго не мог извлечь его оттуда. В том подавленном состоянии, в котором Борис собирался в этот полет, мысль захватить с собой специальные инструменты просто не пришла ему в голову. А между тем поблизости в любой момент мог появиться вражеский патруль, случайная машина или самолет.

Борис торопился — с ожесточением отламывал части обшивки кабины, распутывал тросы тяг, которые обмотали труп. Это была тяжелая и морально очень тягостная работа.

Когда, наконец, все было закончено, Борис осторожно взял тело американца на руки, словно тот был еще жив, и понес его к своему самолету…

Этим же вечером гроб с телом Джойса в сопровождении почетного караула и оркестра пронесли через весь город и похоронили на престижном аристократическом кладбище. А через неделю республиканская контрразведка обвинила нескольких испанских офицеров-снабженцев в том, что они якобы изобретали разные смеси, продавая «сэкономленный» авиационный керосин на сторону — спекулянтам. Многие, знавшие Джойса, увидели в таком продолжении его истории кривую насмешку судьбы: тот, кто так любил порассуждать о том, что война это всего лишь выгодный бизнес, погиб из-за мелкой аферы.

Арестованных снабженцев без долгих разбирательств с так любимой республиканскими «чекистами» помпой — на глазах у приглашенных «на мероприятие» летчиков и сотен зевак — расстреляли возле могилы погибшего по их вине «американского товарища».

Хотя для Бориса так и осталось загадкой: действительно ли несчастные снабженцы пострадали из-за своей страсти к коммерции или может они были франкисткими шпионами. Впрочем, этих людей вообще могли поставить к стенке безвинно, так сказать — «в профилактических целях». Республиканцы часто устраивали публичные казни лиц, якобы связанных с путчистами — католических священников, троцкистов, нелояльных им представителей интеллигенции.

На сомнения Нефедова наводили продолжившиеся и после разоблачения снабженцев ЧП с керосином. Борис сам однажды чуть не разбился из-за того, что в полете двигатель его самолета вдруг начал работать с перебоями. Вместо ровного гула летчик вдруг услышал, как мотор «зачихал»: пых, пых, пых. Резко упали обороты, машина начала дергаться и заваливаться на крыло. Пришлось, едва взлетев, с ходу разворачиваться и садиться. Перед посадкой Борис энергично покрутил «шарманку» выпуска шасси. Это на новейших немецких истребителях шасси выпускались гидравликой одним поворотом специального крана. А на И-16 необходимо было сделать 43 оборота, чтобы вышли колеса.

Приземление получилось крайне неудачным. Одна стойка шасси сломалась. Раз, и летчик оказался в положении вверх ногами. Слава богу, что перевернувшийся самолет не загорелся, иначе Нефедов не успел бы из него выбраться.

Когда, отстегнув привязные ремни и парашют, откинув шторку кабины, Борис с трудом выбрался из-под своего опрокинувшегося навзничь «железного коня», он увидел бегущих к нему товарищей. Первым к молодому человеку подбежал его запыхавшийся, мокрый от пота и перепуганный механик. Он сразу принялся ощупывать руки и ноги Бориса, проверяя, целы ли они. Затем и командир эскадрильи подоспел. Глянув на самолет, он воскликнул:

— Да ты в рубашке родился! Не пойму, как тебя не раздавило?

Когда стали разбираться, выяснилось, что вместо нормального бензина в баки «ишачка» залили самодельное эрзац-топливо, или в просторечии — «авиаконьяк» — жуткую смесь из низкопробных суррогатов. На аэродроме вновь появились контрразведчики с безжалостными лицами фанатиков. Но на этот раз виновных они почему-то не нашли и история не получила продолжения.

А оставшиеся в живых американские наемники вскоре после гибели Джойса, разорвав контракты, отправились на поиски менее рискованного заработка…

Для русских же летчиков война продолжалась. Даже после получения новой машины, Борис частенько прямолинейно ввязывался в маневренные бои с «фиатами» и «хейнкелями» и порой сам бывал крепко бит неприятелем. Так бывало, когда вчерашнему уличному хулигану не удавалось охладить свой мальчишеский пыл. Часто при виде вражеских самолетов у него просто кулаки чесались от предвкушения знатного «мордобоя». Синдром «выпустить когти, шерсть дыбом» подвел под монастырь многих излишне горячих пилотов.