Ольга Перовская - Джан — глаза героя

Было жаркое летнее утро. На высокой платформе электрической железной дороги собрался дачный люд. Посвежевшие на дачах москвичи щеголяли легкими соломенными шляпами, белыми летними брюками и немыслимо яркими сорочками-тенисками; выделялись загорелые шеи, голые выше локтей, загорелые руки; дачницы пестро цвели сарафанами, шарфиками и косыночками. Деловая, самодовольная каста подмосковных молочниц держалась обособленно, с завидной независимостью. Продавцы букетов и ягод, направляющиеся в город, с родительской заботой укутывали мокрыми тряпками свои драгоценные корзины.

За легконогим подростком с волейбольным мячом под мышкой перебежала через платформу команда волейболистов. Пареньки спрыгнули на песок и взбежали на пригорок по другую сторону пути.

А навстречу им, торопясь с речного пляжа, выпорхнула из-под откоса стайка мальчишек-купальщиков.

Проворно, как воробьи, сгрудились они у билетной кассы и, несмотря на синеву и дрожь в своих перекупанных спозоранку юрких телах, подняли там такой хохот и визг, как будто до сих пор еще чувствовали студеные ожоги реки.

Возбуждение юных купальщиков заразило и взрослых. Дачники сочувственно переглянулись, заулыбались, кое-кто добродушно сострил…

И только уж безнадежно ворчливые, скучные люди, получив из киоска газеты, загораживались ими от общей веселой суеты, от сверкания реки и улыбок, от свежести зеленых садов и лугов.

Электричка еще не показывалась. Она не маячила даже и у платформ вдали. Вдруг все, ожидавшие поезда, повернулись в другую сторону.

Из небольшого дома возле линии железной дороги появился худощавый высокий человек. Он был в белом кителе, белой офицерской фуражке и в синих, навыпуск, брюках военного покроя.

— Он! Он!.. Идет с ним сюда!.. — Забыв про билеты, купальщики сгрудились у лестницы.

Незнакомец легко шагал к переходу через путл. В одной руке у него была трость, в другой — он сжимал высокую ручку-дугу из стали и кожи. Ручка была укреплена на специальной шлейке, и вся эта сбруя была надета на огромную овчарку.

Собака подвела человека к шлагбауму. Остановилась. Хозяин нащупал палкой бревно. У перехода через рельсы собака снова остановилась. Она пристально поглядела вдаль, в правую, в левую сторону, прислушалась, словно принюхалась. Никаких признаков поезда! Тогда, не торопясь, она повела хозяина через путь.

Перед лестницей собака остановилась опять. Человек нащупал тростью первую ступеньку и бодро пересчитал за своим поводырем семь остальных.

Наверху эту необыкновенную пару встретили купальщики, чудесно и мгновенно притихшие.

Теперь лицо человека было обращено прямо на зрителей, он снял фуражку и вытер голову носовым платком. Это было простое, мужественное лицо, одно из тех русских лиц, которые ничем особенным не бросаются в глаза, но всегда и всем почему-то кажутся знакомыми.

И на Волге, за Саратовым, и в Рязани, и в Брянске, и на Черниговщине — повсюду на просторной земле российской встречаются дяди и пареньки вот с такими скуластыми большими лицами, с коротким носом-картошкой и с упрямым лбом, над которым торчит наивный русый хохолок.

Одно только никак не вязалось с этим обыденным лицом: зловещие черные очки…

Люди, стесняясь своего любопытства, украдкой разглядывали слепого капитана. Но они могли бы и не стесняться. Спокойно и неторопливо шагал он по затихшей платформе, как будто вокруг было совершенное безлюдье.

Собака выступала с еще большим достоинством: ни малейшего внимания почтительной, но надоевшей публике. Вся ее забота была сосредоточена только на хозяине.

Проводя его среди расступавшейся толпы, она зорко следила, чтобы ни один человек не очутился к хозяину ближе, чем она могла это позволить. Старичок-стекольщик замешкался было со своим ящиком и посторонился недостаточно быстро. Могучий пес повернул к нему лобастую голову и молча приподнял верхнюю губу.

Зрители переглянулись.

— Н-ндаа, зубки!.. — раздалось в толпе, — как бивни у этого… мамонта…

Хозяин собаки чутко уловил и понял это восклицание. Довольная улыбка промелькнула на его лице.

Издалека донеслось мычание электрички.

Все выстроились по краю платформы. Собака ввела хозяина прямо в первый вагон. Она дружески махнула хвостом взявшему под козырек начальнику поезда.

— Готов!

Флажок. Свисток. Отправление. Собака отлично знала все железнодорожные порядки.

На передней скамейке, где полагается сидеть инвалидам, благодушно развалился дачник. Он повернул от окна вспотевшее лицо и уставился на вошедших.

Пес поглядел на него, выжидая. Нет, видимо, пассажир не торопился уступать хозяину место!

Пес заворчал и снова приподнял губу.

И опять этого оказалось достаточно: дачник рыбкой нырнул в публику и под общий хохот мелькнул у выхода на другом конце вагона.

— Правильно! Вот сознательный песик! Умница! — восхитились в вагоне. — Трудно, вишь ты, самому догадаться! А пес его вежливенько: — Будьте любезны!..

Усадив хозяина, собака навалилась огромным телом на его колени и ловила все эти похвалы и смех в свои большие стоячие, как у волка, уши.

Густая черная шерсть на ее спине лоснилась и блестела; грудь и передние лапы отливали золотом, как у лисицы. Собак такого окраса называют «чапрачными». На широком светлом лбу, между темными ушами, красиво выделялась черная звезда.

Собака поражала величиною, породностью и необыкновенно мощным сложением. Одно появление такого богатыря заставляло ёкать сердца.

Но сейчас, когда хозяйская рука разглаживала звездочку у него на лбу и ласково мяла большие торчащие уши, пес весь разнежился, и его страшная морда выражала детское блаженство.

Так проехали они первую и вторую остановки.

На каждой станции в вагон вваливались новые пассажиры. Они невольно делали движение назад, но умиленное выражение разнеженного зверя, понятное и малому ребенку, поднимало в них упавший дух, и — кто бочком, кто на цыпочках, они молча и деликатно пробирались мимо.

Перед третьей остановкой собака вскочила на ноги. Хозяин ее тоже встал, и оба направились к выходу.

Любопытные повысовывались в открытые окна вагонов. Человек и собака спустились с платформы и вдоль ограды зеленых садов пошли в сторону, обратную движению поезда.

Хозяин собаки шагал легко и стремительно, как ходят обычно пастухи и охотники, но и он не поспевал за увлекшимся поводырем.