Войта Эрбан - Беженцы и победители

Разумеется, не берут в Советскую Армию и Владю Эмлера. Он в отчаянии: на фронт уходят его вчерашние ученики, а он, их классный руководитель, отсиживается в тылу вместе с женщинами. Но с военкоматом не поспоришь — он неумолим.

Стоит такой мороз, какого не помнят даже старожилы. Но люди не обращают на это никакого внимания. Закутавшись в шубы, они спешат сообщить друг другу радостную весть: Советская Армия остановила Гитлера под Москвой и перешла в контрнаступление. Владе эта ночь запомнилась на всю жизнь, как и проводы в армию…

Утром, чтобы проводить эмигрантов, на площади перед военкоматом собирается целая толпа. Появляются двое саней. Владя с Иркой Франком садятся в те, что поменьше. В больших санях размещаются Йозеф, Имришек и Полда, светловолосый парень из-под Остравы. И опять им дарят что-то на прощание. Шура, первая ученица в классе, протягивает Владе теплые варежки, которые она связала вместе с подругой, черноволосой Ульяной. Учительница Валентина Михайловна дарит ему пушистый шерстяной шарф. Сколько же вечеров она его вязала? Женщины и девушки плачут, громко причитая, потому что с незапамятных времен так принято в казацких хуторах провожать на войну. Мужчины только жмут руки Владе и его друзьям, но чувствуется, что им тоже не по себе.

Потом говорят речи представители от райкома партии, от военкомата, от школы, от райкома комсомола…

Наконец раздается:

— Ну, пошел! — и степные кони с заиндевевшими гривами трогают.

Толпа расступается. Плач усиливается:

— Ой, ребята, ребята, какие же вы молодые!.. Владимир, не забывай нас… Мы тебя никогда не забудем…

Вскоре Перелазовский скрывается за горизонтом.

В сталинградский комитет МОПРа чехословацкие товарищи съезжаются постепенно. Первыми прибывают Франта Энгель, Курт Вольф, Гуго Редиш, Геленка Петранкова, Фред Бенедикт и другие ребята из Перелазовского района. На ночлег они устраиваются прямо на столах, сдвинув их вместе. А утром направляют делегации в обком партии и в областной военкомат, получают продукты. На сборы им дано три дня. Затем они отправятся в Пензу, а оттуда в пункт назначения. Куда — пока неизвестно.

— Это, наверное, не очень далеко, где-нибудь за Волгой… — ищут они на карте.

— Собственно говоря, это не имеет значения, — заявляет Курт Вольф, поблескивая стеклами очков. — Лишь бы там не было легиона…

Сталинград живет по военному распорядку. На предприятиях и в учреждениях — строжайшая дисциплина. Люди деловиты, предельно собраны. Иногда кажется, что и двигаются они в ритме военных маршей. В центре города, над площадью, что раскинулась прямо перед универмагом, разносится величаво и грозно: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» Кто в ту минуту мог подумать, что этому прозаическому зданию суждено стать историческим, что именно здесь будет поставлена последняя точка Сталинградской битвы… Пока же в универмаге покупают предметы первой необходимости, которые, может быть, и не пригодятся…

На берегу Волги, в бывшем кафе, расположился склад. Там, где еще в прошлом году танцевали нарядные пары, теперь высятся штабеля ящиков с мылом. Речной ледокол прокладывает дорогу пароходам, доставляющим в город тысячи тонн грузов. Из-за густого тумана пароходы вынуждены периодически давать предостерегающие гудки, которые в этой тревожной обстановке напоминают угрожающие крики ночных птиц.

По ночам над городом кружат самолеты. По темным улицам направляются к вокзалам, где их ждут длинные эшелоны, роты и батальоны. Регулировщик на перекрестке останавливает поток трехтонок, чтобы пропустить колонну танков, следующих со стороны тракторного завода. Они спешат на фронт.

Чехословацкие товарищи покидают Сталинград и направляются в Пензу. Там они задерживаются на несколько дней — получить продукты, а главное — махорку. Чтобы не пропустить эшелон, эмигранты по очереди дежурят на вокзале. Огромный зал ожидания забит до отказа эвакуированными. И над всей этой снующей и гомонящей толпой плавают облака табачного дыма.

Владя присаживается на стол, предназначенный для приема багажа на хранение. После трех бессонных ночей ему хочется хоть немного отдохнуть. Поезд обещают только после обеда. Владя сообщает об этом остальным и собирается подремать, но мешает развалившийся рядом мужчина.

— Эй, гражданин, подвиньтесь! — обернувшись, обращается к нему Владя.

В ответ — молчание. Владя трясет мужчину за плечи — и опять никакой реакции. Тогда он спрыгивает со стола и пытается при помощи соседей отодвинуть мужчину.

Вдруг один из помогавших чиркает спичкой и сдавленным голосом произносит:

— Брось, его уже не разбудишь…

Врач определяет, что мужчина умер часа четыре назад от инфаркта. Люди молча смотрят, как его уносят.

Спать Владе уже не хочется. Он дожидается шести часов, когда его меняет Ирка Франк, и идет в домик за путями умыться и скипятить чай.

Поезд появляется только после трех. Чехи выбирают два вагона, которые кажутся им свободнее других и берут их стремительным штурмом…

В пути они наконец-то узнают, что пунктом назначения для них является Бузулук, небольшой городок, в котором проживает около тридцати тысяч человек.

На стоянке в Куйбышеве комендант обращает их внимание на группу военных в зеленых шинелях я ушанках с серебряными значками, которые не похожи на красноармейские звезды.

— Кто такие? — спрашивает Эрик. — Неужели чехи?

— Нет, поляки. Вернее, польские офицеры. Тоже едут в Бузулук.

— Панове офицеры? — интересуется один из поляков.

Чехи показывают на Франту Энгеля.

— А другие?

— Нет, но все командированы в Бузулук.

— Откуда же панове едут?

— Из Сталинградской области.

— Что вы там делали?

— Работали. Мы — политэмигранты из Чехословакии.

— Коммунисты?

— И коммунисты, и просто антифашисты. А вы, Панове?

Офицеры отмалчиваются, а один из них поворачивается и уходит не попрощавшись.

— Ну и дела! — качает головой Курт Вольф. — А еще славяне! — Он снимает очки и начинает протирать их внутренней стороной шерстяной рукавички.

Проснувшись утром, они видят деревянные домики окраины какого-то городка.

— Ваша остановка, товарищи! — сообщает проводник.

Над вокзальным зданием надпись: «Бузулук». По перрону прохаживается подтянутый военный лет двадцати с небольшим. На нем зеленая английская шинель с такими же желтыми, как у польских офицеров, пуговицами. Из-под шинели выглядывают бриджи, серо-зеленые гольфы и аккуратно зашнурованные высокие башмаки. На левом рукаве — круглая красно-сине-белая нашивка, ниже — знаки различия чехословацкого десатника.