Вениамин Дмитриев - Тайна янтарной комнаты

— Осторожнее! Это не глиняные горшки!

Панно укладывали в ящики, на подстеленные перины, тщательно укрывали сверху подушками и ватными одеялами. Потом ящики заколачивали с величайшими предосторожностями.

15 января, когда янтарную комнату приготовили к отправке, советские войска перерезали все основные железнодорожные пути от Кенигсберга на запад и юг, окружив крупную группировку противника в Восточной Пруссии.

Теперь оставался только воздушный транспорт, весьма опасный в этой сложной обстановке, да некоторая возможность прорваться на кораблях из порта Пиллау.

Роде побоялся использовать эти пути для эвакуации янтарной комнаты.

Она по-прежнему оставалась в замке, где теперь дневал и ночевал изнемогавший под тяжестью возложенной на него ответственности доктор Альфред Роде.

Так прошло полтора месяца.

4 марта 1945 года в Кенигсбергском замке неожиданно появился Эрих Кох.

В сопровождении чинов личной охраны и нескольких особо доверенных лиц гауляйтер обошел наспех приведенные в порядок помещения, время от времени задавая отрывистые вопросы и бросая короткие распоряжения. В них сквозила та нервозная, подчеркнутая властность, которая обычно служит лишь маскировкой растерянности и страха.

Кох остановился в зале, где некогда был янтарный музей.

— Янтарный кабинет? Где? — бросил он через плечо.

Вперед тотчас выдвинулись Фризен и Роде. Оба молчали, преданно глядя на прославленного своей жестокостью и необузданным нравом гауляйтера.

— Господин гауляйтер спрашивает, где янтарный кабинет, — тихо и в то же время так, чтобы слышал и оценил его усердие «сам» Кох, повторил один из адъютантов.

— Янтарный кабинет здесь, в подвалах, господин гауляйтер, — почти шепотом, привстав почему-то на цыпочки, ответил Фризен.

— Не вывезен? Вы будете отвечать за это перед фюрером! — Кох ударил стеком по лакированному сапогу. — Вы понимаете, чем это вам грозит?

Фризен вытянулся еще старательнее при упоминании имени фюрера и по-прежнему глядел на Коха, как новобранец на разгневанного генерала, — глазами полными ужаса, мольбы и безрассудного повиновения.

— Безобразие! — выкрикнул Кох. — Надо принимать меры!

Он сделал повелительный жест, приказывая оставить помещение. Когда все послушно двинулись к выходу, гауляйтер окликнул Фризена и Роде.

Никто так и не узнал, о чем совещались Кох и два доктора искусствоведения. Все трое умели хранить тайну. Роде об этой беседе никому не говорил.

Однако 5 апреля детали янтарной комнаты, упакованные в ящики, находились еще в Орденском зале дворца, который с утра перешел в распоряжение отряда «фольксштурма». «Тотальные» гитлеровские вояки разместились здесь со своим оружием.

В тот же день исчез доктор Роде. Где он находился до 10 апреля — неизвестно. Сам Роде утверждал впоследствии, что был болен.

Советские войска переправились через Прегель и вплотную подошли к стенам Кенигсбергского замка. Стало совершенно очевидно, что удержать его в своих руках гитлеровцам не удастся.

Офицеры отрядов «фольксштурма» собрались на совещание.

— Господа, надо капитулировать! — решительно сказал пожилой майор, старший по чину среди присутствовавших.

Наступило тягостное молчание.

— Но первый, кто заявит русским о капитуляции, будет приговорен заочно к смертной казни, — добавил майор, не дожидаясь ответа подчиненных. — Следовательно, нам надо найти какой-то приемлемый выход. Честь офицера не позволяет нам поднять белый флаг. Отдать приказ об этом солдатам — значит совершить должностное преступление. Как. быть?

— Файерабенд!.. Господин майор, нас выручит Файерабенд! — выкрикнул молоденький лейтенант.

— Да, конечно! Единственный в замке цивильный человек, не связанный присягой фюреру, — Файерабенд! В случае чего, можно свалить все на него и сказать, что он струсил, подняв белый флаг по собственной инициативе, если мы попадем в руки нашего командования при неудаче русских, — подтвердил высокий, тощий капитан.

— Разумеется! Это сделает Файерабенд! — разом заговорили все.

Через полчаса тучный человек, пугливо озираясь высунулся из окошка уцелевшего яруса башни и прикрепил к стене белый флаг.

Замок капитулировал.

В полночь на широком дворе, освещенном отблесками пожара, появилась группа советских автоматчиков. Тот, кто шел впереди, казалось, мало отличался от остальных: зеленый потертый и покрытый гарью ватник, солдатские шаровары с порванными наколенниками, кирзовые сапоги, автомат наизготовку. Но на плечах у него, если вглядеться, можно было увидеть полевые погоны капитана.

Капитан первым шагнул в дверь главного корпуса замка. Дневальный-фольксштурмовец, вытянувшись, заорал:

— Ахтунг! Штейт ауф! [10] Внимание! Встать! (н е м.)

Гитлеровские солдаты вскочили.

— Ваффен штрекен! [11] Сдать оружие! (н е м.) — громко приказал капитан.

И тут же карабины, автоматы, пистолеты, армейские ножи, даже какой-то старинный дуэльный пистолет полетели на пол.

— Ферлассен раум! [12] Покинуть помещение! (н е м.) — последовало новое распоряжение. И фольксштурмовцы гуськом потянулись наружу, волоча за собой набитые вещевые мешки. Капитан уже собирался выходить, как вдруг его внимание привлекла необычная фигура: приземистый, круглый человек, с трясущимися щеками, одетый почему-то в черный фрак, перемазанный известью и кирпичной пылью, испуганно смотрел на него.

— Вэр ист зи? [13] Кто вы такой? (н е м.) — спросил капитан.

— Файерабенд… Мой… имель один ресторан, — неожиданно залепетал по-русски перепуганный толстяк. — Ихь бин… шестный немец.

Что-то слишком лебезил этот «честный немец».

— Взять! — коротко бросил капитан сержанту.

Во дворе он приказал выставить часовых.

— Главное — следить, чтобы не возник пожар. Надо попытаться сберечь замок, как памятник культуры. Ясно, товарищи?

Но сохранить то, что еще оставалось от замка, не удалось: на следующий день, когда советские войска продвинулись вперед, в замке возник пожар. Только к вечеру он утих, чтобы через день, 11 апреля, уже после капитуляции города, вспыхнуть вновь, хотя, казалось, гореть здесь было уже нечему — оставались только закопченные, иссеченные осколками стены из камня и кирпича.

Замок догорал, а перед следователем полевой прокуратуры уже сидели немцы, захваченные в музейных залах, — бывшие сотрудники, бывшие служители.

Усталый следователь в погонах капитана был не слишком внимателен к ответам, он записывал их почти механически: «Ладно, потом разберемся, что к чему…

Допрашивая Файерабенда, капитан записал в протокол: Я слышал, как офицер в форме СС приказывал солдатам поджигать развалины шлосса [14] Замок (н е м.) . Очевидно, это делалось по плану, намеченному еще до штурма. Я полагаю, что автором плана являлся доктор Роде — фактический «хозяин» дворца, занятого музеями…»