Константин Черкассов - Генерал Кононов. Том I

Правительство решило одним бесчеловечным ударом по крестьянству сломить его сопротивление. Оно (правительство) отдает приказ отобрать всё зерно, т. е. хлеб, от крестьян житницы СССР — крестьян Дона, Кубани и Украины, обрекая этих тружеников на голод. В села направляются тысячи чекистов, партийных активистов и, с помощью местных активистов из коммунистов и комсомольцев, начинается очистка под метлу колхозных амбаров; у оставшихся еще единоличников-крестьян перекапывают все огороды, сады и дворы, рыщут на чердаках, на печах и под полами в поисках зерна. Все найденное отбирается до последнего; отбирается не только хлебное зерно, но и ячмень, овес, просо и т. д. Крестьяне остались без хлеба. Начались крестьянские бунты. В ответ правительство применило беспощадный террор. Сотни тысяч крестьян были отправлены в кацеты, тысячи расстреляны… Непосильный полуголодный труд, мучения, болезни и смерть были неизбежным концом этих мучеников, попавших в кацет только за то, что они хотели жить.

Зимой 1932-33 г. г., как последствие выкачки всего хлеба из колхозов разразился страшный голод. Картины были потрясающие. Мне пришлось быть очевидцем этого ужаса в гор. Таганроге. Крестьяне местных сел, оставшись без крошки хлеба, бросились в город в надежде получить работу на заводах, где по карточкам рабочим выдавался хлеб в таком количестве, при котором можно было не умереть с голода. За неимением квартир, которых не хватало самим жителям города, пришлые крестьяне стали рыть землянки вокруг города. Рылись просто ямы, кое-чем прикрывались от дождя и снега. Ввиду того, что власти запрещали такое «строительство» и милиции разгоняла «строителей», эти поселения получили название «нахаловки» т. е. строились нахально, ради спасения своей жизни. Тем, кому удавалось получить работу, получал карточку на хлеб и жил; тем, кому это не удавалось, ходил по городу, прося милостыни. У хлебных лавок стояли тысячные очереди ожидая хлеба. Занимали очередь еще с ночи, как только стемнеет, не глядя на то, что милиция постоянно разгоняла такие «хвосты». Стояли на морозе, в снегу, дрожа и глотая голодные слезы, целыми ночами. Утром получали жалкий кусок хлеба и делили на семью, на мелкие кусочки, которые жадно съедались. Он был черный, как смола, полусырой и жидкий, в нем было все, что угодно, кроме настоящего зерна. Но голод делал его неимоверно вкусным и в нем была жизнь!

На зиму Таганрогский порт замерзал. Закрывалась навигации. Закрывалась и контора «Экспорт-хлеб» и мои отец терял должность до следующей навигации. С потерей работы он терял всё и мы — наша семья — начинали голодать, как и все другие. Как только ударили морозы в 1932 г., голодающие, бродящие по городу, стали умирать сотнями и тысячами. Я помню, идя в школу, видел их лежащими на улицах. Мне было очень страшно и я, проходя мимо, старался не смотреть на трупы. Как только началась весна, выжившие голодающие печали пухнуть. Это страшная картина. Это были пухлые трупы людей с кровоточащими ногами, с полусумасшедшим взглядом и с протянутой рукой, просящей хлеба. Я помню у наших соседей Хворостовых умер отец от голода. Это было зимой. Его сын Гришка Хворостов пришел к нам и сообщил, что отец «дошел». Он попросил меня поискать веревку, чтобы привязать к салазкам труп отца и отвезти на кладбище. Я нашел кое-какой обрывок. Останки Гришкиного отца обмотали тряпками и закрыли мешком. Зайдя с Гришкой в их комнату, увидел его мать. Она смотрела на нас, но не могла говорить. Она была уже живой труп. Мы молча вышли и потянули салазки по сугробам снега к кладбищу. Нужно было тянуть на другой конец города. Дойдя до Старого Базара, я не мог дальше тянуть: мои детские, силы мне отказали. Пурга засыпала мне глаза, ветер сбивал с ног. Несчастный сын потянул салазки с трупом своего несчастного отца сам. Он вернулся вечером к зашел к нам. Моя мать сварила несколько картошек и мы с Гришкой поели. Он рассказал нам, что отца дотянул он до кладбища, перекинул через забор в снег и этим похороны окончились. Когда весной пригрело солнце и стаял снег, то оказалось — подобных Гришке были тысячи: вдоль кладбищенского забора с внутренней стороны лежала горы трупов. У людей не было ни средств, ни сил, хоронить своих родных.

Да, это были страшные, тяжелые годы… К концу 1934 г. положение немного улучшилось. На улицах не стали валяться трупы, но все еще жить было неимоверно трудно.

Как только открылась экспортная контора и мой отец опять занял свою должность, мы стали оживать. Моя мать спасала от голода своих четырех сестер с их семьями, делась всем тем, что мы имели. А меж-тем, в Таганрогской порту лежало в амбарах и под открытым небом миллионы пудов зёрна. Это зерно было свезено из колхозов Донской области на продажу иностранным державам. Сталинское правительство продавало советский хлеб за бесценок и иностранцы охотно его покупали. Начался советский демпинг на мировом рынке хлебом. На рейде стояли греческие, итальянские и английские суда, спешно погружая, добытый потом и кровью советских колхозников, хлеб. Порт и место погрузки окружены высоким забором. Близко подходить не разрешается. Рабочих, при выходе из порта, тщательно обыскивают. Если найдут зерно в кармане, то за «расхищение государственной собственности» пойманный, по закону, получал 10 лет концлагеря. На заводах и фабриках та же картина. Люди, не имея чем питаться и во что одеваться, тянут, воруют все что попадется, под руки, в надежде «загнать» и купить «жрачки». Поймают — значит «поплыл» на 10 лет, не поймают — значит добудешь пожрать, будешь жив. Такова была «философия» несчастных «воров». Ими были все без исключении. «Начальство» воровало еще больше. У них свой «блат». Заведующий обувной фабрики снабжает обувью заведующего магазином пищевых продуктов и наоборот и т. д. А в магазинах пустые полки; все то немногое, что туда попало, пошло по «блату». В общем шла борьба за существование. Кто сумел, тот два съел, кто не сумел, тот остался голодный. Правительство в попытках пресечь всеобщий грабеж, прибегает ко все более и более жестоким мерам. Появляются сотни концлагерей, покрывающих территорию СССР.

Надо иметь ввиду, что когда говорится о советском правительстве, то понимается Политбюро ВКП(б) во главе со Сталиным, ибо, фактически, все главные решения в вопросах политической, экономической и т. д. жизни Сов. Союза принимались Политбюро (а позже, примерно с 1936-37 г. самолично Сталиным) и правительство СССР было лишь исполнительным органом этого Политбюро.

После организации массового крестьянского голода Политбюро нашло «козлов отпущения» для реабилитации себя среди населения, свалив причины голода с его ужасами на «врагов народа», которыми оказались по тем или иным причинам неугодные ему (Политбюро) партаппаратчики, чекисты, советские бюрократы. Тысячи таких «козлов отпущения» пополнили тюрьмы и кацеты НКВД, тысячи их были расстреляны.