Константин Черкассов - Генерал Кононов. Том I

Под Темрюком мы не призывали советских солдат переходить к нам и не писали больше наших прокламаций.

Немцы не принуждали нас это делать, да и вообще, они этим совершенно не интересовались ни тогда — под Таганрогом, ни потом — под Темрюком. Они все еще твердо верили в силу своего оружия. Отступление с Кавказа и поражение под Сталинградом они считали временными явлениями.

«Скоро придет на восточный фронт фельдмаршал Роммель с новыми войсками и все русские полетах вверх ногами», — поговаривали они.

Нам их мнимый успех ничего хорошего не сулил. Нам в то время уже было совершенно ясно, что мы находимся а стане жестокого врага нашей Родины. Только глупцы не понимали, что в случае победы Германии над СССР, гитлеровцы, в первую очередь, снимут головы именно тем людям, которые дерзнули с оружием выступить против сталинского террора и насилия. Ибо такие люди опасны для всякой диктатуры вообще, а тем более для такой, какой была гитлеровская. Такими людьми были в первую очередь, конечно, казаки.

Немцы хорошо знали наше настроение, но их это нисколько не беспокоило. Они так-же хорошо знали и понимали, что нам возврата на ту сторону нет, что между нами и Сталиным никакого компромисса не может быть и не будет. Немецкое командование безжалостно бросало нас в самые опасные места, затыкало нами самые угрожаемые дыры.

В середине лета 1943 г. легко раненный в обе руки я был отпущен с обороны в город. Поместившись на квартире, я ходил на перевязку в санитарную часть. В это время бывшие в отпуску (кажется, 2–3 недели точно не помню) казаки вернулись на фронт. Среди них был мой лучший друг, Жорж Шевченко. Мы с ним были друзьями с давних пор. В Таганроге мы жили на одной улице и принадлежали к одному спортивному обществу «Зенит», оба страстно увлекались спортом. Шевченко превосходил и меня и многих других наших товарищей во всех видах спорта. Ловкий и смелый он всегда и везде был первым.

Помню, однажды зимой 1941 года, возвращаясь домой после спортивных занятий из «клуба Сталина», мы, голодные и полураздетые, заговорили о нашей голодной жизни. С нами шло несколько других наших товарищей.

«Хреновая наша жизнь, братцы, долой Еську Сталина!» — вырвалось у Шевченко.

Вряд-ли нашлось бы много смельчаков в то время в СССР сказать вслух такие страшные слова даже при своих родных и близких. Человек, сказавший такие слова вслух, должен был быть с особым характером.

Шевченко был одним из первых добровольцев из гор. Таганрога, вступивших в нашу казачью сотню. Командир нашей сотни за его неизмеримую храбрость и ловкость в бою, назначил его командиром отделения, присвоив ему звание немецкого ефрейтора.

Встретившись в Темрюке мы бросились друг другу в объятия. Я тормошил его и просил его скорее рассказать мне, что делается в Таганроге. Видел ли он мою мать и сестру.

«Видел, подожди, расскажу — не обрадуешься», — помрачнев ответил Жорж.

Он рассказал мне, что как его, так и мои родные в страшном бедствии. Его сестру немцы принудительно отправили вместе с другой молодежью Таганрога в Германию, на работы. Сестра пишет матери ужасные письма. В Германии, всем привезенным из Советского Союза рабочим, немцы нацепили знак «ОСТ». Отношение к ним хуже, чем к животным. Все русские немцами рассматриваются, как «унтерменши»; им не разрешается передвигаться в трамваях, в поездах; они на положении презренных рабов гитлеровской Германии.

«Твоя сестра, — говорил Жорж, — ждет изо дня в день отправки на работу в Германию. Если она уедет, твоя мать умрет с голоду, она давно уже лежит больная сердцем».

Жорж так-же сказал, что все население города стало страшно презирать немцев, но что оно так-же со страхам ждет прихода советов, которые, безусловно, начнут чинить расправу над всеми теми, кто умышленно и не умышленно не отступил с Красной армией при занятии Таганрога немцами в 1941 г. Тогда «изменниками Родины» оказались наверняка 90 % населения гор. Таганрога.

В тот же вечер, продолжая наш разговор о сложившейся обстановке, проклиная немцев за подлый обман, Жорж, поглаживая советский трофейный пистолет «ТТ» и посматривая на меня, медленно сказал: «застрелю несколько немцев к уйду на советскую сторону, пускай меня там свои расстреляют». Так же медленно, после минутного молчания, я ему ответил: «Никому от этого пользы не будет».

На другое утро он уходил на оборону. Хорошо зная характер Жоржа, я просил его не делать того, что он задумал. Провожая его, еще раз ему сказал, что пользы от его поступка никому не будет; просил его хорошо подумать об этом. Ничего мне не ответив, он ушел.

Приехавшие из отпусков, другие казаки, рассказывали то же самое.

В сотне начался ропот, разгоралась явная вражда к немцам. Казаки не стеснялись открыто говорить даже в присутствии русских немцев-переводчиков, которые все еще служили в нашей сотне. Последние нам сочувствовали и всецело были на нашей стороне.

Весь этот ропот и ненависть к немцам ничего не изменили. Мы оказались загнанными в тупик политическими авантюристам — Сталиным и Гитлером, — из которого нам не было никакого выхода.

И вдруг случилось нежданное, не гаданное.

В солнечное летнее утро, появившиеся немецкие самолеты, пролетая вдоль советской обороны начали выбрасывать какие-то листовки. В начале мы подумали, что это обычные немецкие пропагандные листовки, забрасываемые ими на советскую сторону. В таких листовках, как правило, приказным тоном предлагалось советским войскам сдаваться в плен, обещалась «жратва, курево и девочки». Часть выброшенных в этот раз листовок ветер пригнал в нашу сторону, густо застелив белыми хлопьями зеленый камыш. Зная о содержании подобных листовок, я брезгливо поднял одну из них, упавшую у самых моих ног.

«Почему я встал на путь борьбы с большевизмом. Открытое письмо генерал-лейтенанта А. А. Власова» — прочел я и, ухватив листовку обоими руками, не мог уже оторвать от нее глаз. Через несколько минут вся сотня бросилась подбирать эти листовки и впиваясь глазами перечитывать их по несколько раз. Я хорошо помню охватившее всех нас чувство, при чтении Открытого письма генерала Власова. Его Открытое письмо к народам России воплощало в себе все чаяния и стремления измученных народов. В нем простыми словами рассказывалось о постигшем народ горе, о жестоком обмане народных трудовых масс вождями коммунистической партии. В нем справедливо призывался народ на борьбу с обманщиками и поработителями за свободу, счастье и честь Отечества.

Но главное было в том, что Открытое письмо было написано известным генералом Красной Армии, одним из ее лучших военоначальников, защитником Москвы, отразившим удар немецких армий от столицы Отечества.