Константин Лапин - Сердце сержанта

— А дрозды что — дороже?

— Дрозд птица певчая.

Он не хотел думать и говорить о войне, но о ней напоминало все — и это усилившееся погромыхивание вдали, и клен со срезанной осколком верхушкой.

— Эх, попить бы после блинов твоих. — Он хотел спуститься к ручью, но Поля опередила.

— Сиди уж, принесу.

Она побежала к ручью под обрывом, замелькали солдатские кирзовые сапоги, из которых выглядывали аккуратные ножки в светлых чулках, с таким трудом добытых в ларьке военторга. Присев на бережку, Поля подобрала юбку повыше — здесь стесняться некого. Крепкие точеные коленки отразились в воде.

Поля огляделась: чем бы зачерпнуть воду? Маленькая смелая пичужка рядом с ней набрала полный клюв, чтобы лететь к гнезду, где ее, наверное, ждали птенцы.

Зачерпнув воду в пилотку, Поля стала взбираться по откосу. Вода вытекала тонкой струйкой, девушка так торопилась, что поскользнулась: чулок был безнадежно запачкан, зато вода, которую она несла Федору, уцелела.

Он с удовольствием пил, уткнув нос в пилотку.

— Сладко, — Федор даже причмокнул. — Еще бы, а?

Поля, стиравшая кусочком марли грязь с чулка, спохватилась:

— Я мигом...

Федор удержал ее:

— Шучу, не надо... Посиди минутку! — Он обнял девушку. — Что я буду делать в тот день, когда ты не придешь?

И этот день настал. Федор проглядел все глаза со своего НП, но вместо Поли из-за деревьев показалась толстуха Маша. Мрачно, настороженно наблюдал он за ее приближением. Что случилось с Полей?

— Эй, спишь, герой? — на ходу окликнула Маша.

— Где Поля?

— Не придет твоя Полинка сегодня. Просила передать, чтобы не огорчался! Плакать не будешь?

— А что с ней? Больна?

— С ней-то порядок. После вчерашней разведки боем много раненых, рук не хватает. Поля снова в операционной. Меня бы тоже Акопян не выпустил, если б не дела в госпитале. К вам тяжелых везут, с челюстными ранениями.

День он прожил в тяжелом раздумье, ночь плохо спал, видел тревожные сны. А утром, обманув бдительность сестер, ушел искать медсанбат.

Указки с красным крестом привели его на околицу села. Операционная помещалась в самой большой и чистой избе; окна ее были затянуты марлей. Федор хотел войти, но тут навстречу ему с крыльца спустился Акопян.

— Товарищ военврач второго ранга, разрешите обратиться.

Хирург повеселел, увидя Иванова.

— Обращайся, обращайся, дорогой бывший покойник!

— По личному делу, товарищ военврач... — уже тише сказал Федор.

Акопян вынул пачку «Беломора».

— Угощайся, сержант!

— Спасибо! Я по поводу Поли своей...

Брови военврача поползли вверх.

— Ты имеешь в виду мою Вострову?

— Да. Только мне она тоже не чужая. Она мне кровь свою отдала! Прошу разрешить ей бывать у меня, поскольку мне скоро на передовую...

— Та-ак! Значит, я починил твое сердце для того, чтобы ты его тут же потерял? Неосмотрительно, сержант! — Увидя, что лицо Иванова наливается краской, доктор похлопал его по плечу. — Шучу, шучу, дорогой! Когда сердце отстучало только два десятка лет — чего не случается. Стеша! — крикнул он медсестре, простирывавшей бинты в тазу. — Позовите Полину Вострову!

Поля вышла на крыльцо, удивление и радость были на ее лице.

— Федя! Сам пришел? Так далеко... — Она легко спорхнула по ступенькам, встала с Федором рядом.

Ее рука коснулась палки, на которую он опирался, а показалось, будто их руки сплелись.

— Так вот, товарищ Вострова, не знаю, что ответить нашему молодцу. Просит, понимаете, чтобы я разрешил вам...

— Разрешите! — шепнула Поля, не поднимая глаз.

Акопян даже руки поднял в комическом удивлении.

— Сдаюсь! Без боя сдаюсь... Я знал, что у вас кровь одна, но чтобы мысли были едины, да еще на расстоянии передавались — клянусь, не знал... Только, чур, уговор: после победы на свадьбу приглашайте! — Отозвав Федора в сторонку, он сказал серьезно: — А теперь слушай меня, мальчик. Не как пациент врача — как сын отца слушай. Если ты обидишь ее, если...

— Сурен Георгиевич! — взмолился Федор.

Не закончив фразы, немолодой врач пожал руку Иванова:

— Желаю счастья вам... обоим... от души!

И построили бы Федор и Поля свой дом, жили бы не расставаясь, если б выпало им счастье родиться лет на десять, а еще лучше — на пятнадцать, позже. Летали бы спутники вокруг их счастья, охраняя его, не на броню — на плуги шла бы магнитогорская сталь, звучали бы на молодежном фестивале «Подмосковные вечера»... Но иные песни не допела война.

Поседеют, посекутся кудри Федора, когда он снова встретит свою Полю. И Поля изменится к тому времени, но в одном будет неизменна — в любви своей. А встретятся они обязательно, ведь одной дорогой шли они к победе, одна кровь омывала их сердца...

Лесная дорога так размолота колесами повозок, автомашин, гусеницами танков, что снег на ней стал грязным, как замес песка с глиной.

Усталые, не спавшие за эти двое суток ни минуты, мы с капитаном Тихоновым в самом мрачном настроении возвращались в тылы полка, где оставили свою «эмку». Тяжело передвигать ноги в снежном месиве. А главное — не сделано дело. Полк прорыва, несмотря на отвагу воинов, несмотря на понесенные потери, сумел выполнить лишь часть своей задачи: занял только первую траншею на правом берегу замерзшего озера Свибло. Общее наступление откладывалось, надо возвращаться в редакцию.

Было около четырех часов зимнего дня, начало смеркаться. Мы прибавили шагу, но дорога бесконечно петляла среди заснеженных лесных зарослей, и казалось, конца ей не будет. Вот она вырвалась на огромную поляну и устремилась через нее напрямик к сломанному мостику, у которого возились саперы. Дальше синеватой стеной вставал бор.

Впереди на дороге мы разглядели группу солдат.

— Девчата, — сразу определил мой друг. — Догоним, что ли?

Мы ускорили шаг и через некоторое время нагнали девушек. Они были в валенках, в серых солдатских шинелях, в шапках-ушанках. Нетрудно было догадаться, что это санитарки какой-то медсанроты.