Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

— Да, ребята как будто неплохие.

— Рабочие. Добровольцы. Под Тулой формировались. И почти все старые кавалеристы. У меня в первой бригаде целый эскадрон павлоградских гусар.

— То-то вы в красные штаны всех одели, — заметил Буденный. — И вообще вид хороший. Где только такое достали?

— Товарищу Ленину спасибо. Он, говорят, приказал, — пояснил Матузенко.

— Укомплектованы полностью? — спросил Буденный.

— Никак нет, товарищ комкор, — отвечал Матузенко с таким выражением на полном лице, словно он сам был повинен в некомплекте дивизии. — Командиров недостаточно. Обещали дать с Петроградских курсов, а они на фронт ушли. Пришлось поставить на взводы старых солдат.

— Вы-то сами в каком чине были? — поинтересовался Буденный, бросая на начдива изучающий взгляд.

— Старший унтер-офицер тринадцатого драгунского Военного ордена полка, — сказал Матузенко, по привычке беря руки по швам. — Вот из головы вон! Чуть не запамятовал! — спохватился Матузенко. — Слышно, из вашего корпуса организуют Конную армию. Товарища Ворошилова назначают членом Военного совета.

Мимо них в полном молчании проходили ряды головного полка.

Под копытами лошадей гудела скованная морозом земля. Колыхались бархатные полотнища знамен, обшитые по краям золотой бахромой. Всадники ехали в строгом порядке.

Высыпавшие на улицу бойцы, обмениваясь впечатлениями, с любопытством смотрели на проходящих. Только что проехали усатые трубачи. Никто самовольно не спешивался и не забегал в хату попить молочка. А это — что греха таить, дело прошлое — случалось в те времена. И такой у них был подтянутый вид, что некоторые из смотревших сами стали подтягиваться: кто поправлял съехавшую на нос папаху, кто застегивал полушубок.

— Вот какое подкрепление товарищ Ленин нам прислал, — сказал чей-то голос.

— Хороши, что говорить. Посмотрим, как в бою себя покажут.

— И кони одинаковые…

— Смотри-ка, братва, без обрезиков. Как есть все с винтовками.

— Ничего, как она спину-то понатолкает — живо попилят, — успокоил какой-то любитель обрезов, из которых в атаке можно было палить, как из пистолетов, в упор.

— Братва, глядите, какой хлопчик молоденький! — сказал один из бойцов.

— Где?

— А вон с краю едет. Красивенький.

Молодой всадник с горбинкой на тонком носу, ловко сидевший на крупной игреневой лошади, видя, что на него обратили внимание, обнажил мелкие ровные зубы и весело крикнул:

— Здорово, орлы!

Бойцы с любопытством смотрели вслед красивому всаднику, а он, оглядываясь назад, приветливо махал им рукой в белой вязаной варежке.

— Братва, никак, генерал? — изумленно вскрикнул боец в белой папахе, показывая на толстого всадника с пышными баками, который, важно подбоченясь и умышленно выставляя из-под шинели ярко-красные брюки, с деланно-свирепым выражением на румяном до блеска лице надменно поглядывал на пешестоящих.

— Ребята! Зачем это вы генерала возите? — спросил другой боец, обращаясь к рядам проходившего мимо эскадрона.

— Какого генерала? — удивленно спросил чей-то голос.

— А эвон, толстый.

— Угадал! — боец усмехнулся. — Это ж лекпом…

— Фу ты! Лекпом. А я думал, и вправду генерал… Стоявшие расхохотались. Смех перекинулся и в колонну, где какой-то боец сказал улыбаясь:

— Товарищи, слышите, нашего Кузьмича за генерала признали!

Ехавший рядом с лекпомом пожилой трубач, толкнув локтем товарища, что-то шепнул ему и кивнул головой на улыбавшихся бойцов. Лекпом сурово посмотрел на них, с солидным достоинством расправляя горстью усы.

Буденный крикнул приветствие.

— Урра-а!.. — подхватили бойцы.

Крик покатился по рядам и, подхваченный сотнями голосов, все усиливаясь, пошел взад и вперед гулять по колонне.

По широкой улице большого села с высокими шапками снега на крышах ехал всадник в буденовке. Рослая кобыла игреневой масти, покачиваясь на тонких ногах, шла бодрым шагом. Под копытами мягко похрустывал притоптанный снег.

У перекрестка всадник остановился и оглянулся по сторонам. Из боковой улицы выехали сани, запряженные парой вороных лошадей.

— Эй, орел! — окликнул всадник важно развалившегося в кошеве ездового, молодого белобрысого парня с невозмутимым лицом. — Это Велико-Михайловка?

— Ну? — ездовой с выжидающим видом посмотрел на него.

— Как мне до штаба проехать?

— Езжай прямо. Доедешь до площади — возле церкви белый дом.

Всадник поблагодарил и тронул лошадь рысью.

Проехав в конец улицы, он свернул на площадь. На завалинке большого белого дома с приткнутым у палисадника кумачовым значком сидели красноармейцы.

— Здорово, орлы! — весело поздоровался всадник, останавливаясь у завалинки. — Здесь, что ли, штаб Первой Конной? — Он нагнулся в седле и, ласково оглаживая нетерпеливо переступавшую лошадь, быстрыми черными глазами смотрел на сидевших.

— А ты откуда, милок? — спросил боец в косматой папахе.

— С одиннадцатой дивизии.

— Зараз в штабе совещание. Никого пускать не приказано. Слазь, милок. Отдохни.

— Вот еще!.. Есть мне время отдыхать… — насмешливо сказал всадник. — Некогда мне! Давайте принимайте пакет.

Всадник легко перенес ногу через широкий круп лошади и спешился, звякнув шашкой о стремя. Тогда только бойцы разглядели, что перед ними девушка. Была она повыше среднего роста, тонка и стройна.

— Ну? Долго я буду ждать? — нетерпеливо спросила она, поиграв надетой на руку плетью. — Кто у вас старший?

— Я за него! — сказал сидевший с краю Митька Лопатин.

Он поднялся с завалинки и, развалисто ступая, подошел к девушке. Недоверчиво улыбаясь, он пристально вглядывался в задорное лицо девушки со свежеобожженной припухшей щекой,

— Это кто ж тебя так разукрасил-то? — спросил он, усмехаясь.

— Так это ты старший? — не отвечая на вопрос, с большим сомнением спросила она,

— А что?

— А чего скалишься?

— А что мне, плакать? — резонно заметил Митька Лопатин, берясь за бока и выставляя ногу вперед.

— Я приехала не шутки шутить!

— Братва! А ведь и верно, баба! — вскрикнул Митька с таким радостным удивлением в голосе, словно в первый раз видел женщину.

У девушки дрогнули брови.

— Бабами сваи забивают, — сердито сказала она.

— Но? А кто ж ты есть?

— Я? Боец!

— Боец? Гм… Как же ваше фамилие, извиняюсь, товарищ боец? — спросил Митька.

— Ворона, — сдерживая улыбку, сказала девушка.

— Ворона?.. — Митька прищурился и, положив руку на тонкий стан девушки, живо спросил — Взводный с девятнадцатого полка родственник вам?

— Как же! На одном заборе онучи сушили… А ну, пусти!

— Не пущу.

— Пусти! Ну? Кому говорю! — девушка высвободила руку и подняла плеть.