Владимир Кашин - С нами были девушки

— Заходите, заходите, — приветливо улыбнулся Смоляров.

Грищук пропустил вперед себя Андрея.

— Здравия желаем, товарищ капитан!

— Здравствуйте. Садитесь…

Земляченко тяжело опустился на стул возле стола. Как может капитан спокойно проводить занятия и возиться с картой, когда случилась такая беда!

Грищук потянулся к портсигару капитана.

— Разрешите закурить, товарищ капитан?

— Закуривайте. — Кольца карты наконец сели на гвоздики, и замполит повернулся к друзьям. — Я вас слушаю.

Грищук посмотрел на Андрея и решил, что говорить надо самому.

— Понимаете, товарищ капитан, лейтенант Земляченко закончил дознание.

— Так… — кивнул головой Смоляров.

— Подал командиру…

— Так…

Смоляров взял и себе сигарету, придвинул ближе аккуратно обрезанную консервную банку, которая служила пепельницей.

— Но капитан отказался утвердить материалы…

— Да вы что — жаловаться прибежали на командира? — сурово перебил Смоляров.

— Нет, нет… так просто, посоветоваться.

Капитан сделал вид, что ответ удовлетворил его, и, закурив, словно из обычного любопытства, спросил Земляченко:

— Почему же командир не утвердил?

Андрей поднялся.

— Сиди, сиди!

Не зная, как рассказать о беседе в кабинете Моховцева, лейтенант протянул Смолярову папку. Капитан неторопливо развернул ее и начал читать протокол. В комнате было так тихо, что Андрею казалось, будто товарищи слышат удары его сердца.

Время от времени, сбрасывая в жестянку пепел, капитан отрывался от чтения. Встречаясь с грустным взглядом юноши, он опускал глаза и опять углублялся в бумаги.

— Ну что ж, — дочитав, сказал Смоляров. — На мой взгляд, правильно отражено то, что случилось на посту Давыдовой.

В глазах Земляченко вспыхнула надежда.

— Но многое здесь, — продолжал Смоляров, — выходит за рамки порученного дознавателю. Твое дело — точно установить факты по сути самого события. Ведь так? Правда, в ходе дознания иногда выявляются дополнительные факты, которые помогают посмотреть на само событие шире и глубже. Да, да, — подтвердил он, раскуривая сигарету. — Только где они? Одних домыслов, пусть самых убедительных, мало… Никто не лишает дознавателя прав на размышления, но официальный документ должен базироваться на установленных фактах и выводах из этих фактов. Не больше. Поэтому, очевидно, командир и отказался утвердить материалы.

Андрей смотрел на Грищука так, словно хотел сказать: «Ну вот! Это самое мне уже говорили!»

— А вообще-то, не только тебя, Земляченко, а всех нас занимает вопрос, почему здесь оказался американский самолет… Высшее командование тоже над этим думает. И наша обязанность дать ему исчерпывающие данные для выводов.

— За этим мы и пришли, — заволновался Грищук.

— Можно послать в Бухарест и те твои материалы, которые не войдут в официальный документ, — обратился Смоляров к Андрею. — И не откладывая, одновременно с протоколами дознания. В случаях, подобных такому исключительному событию, военный суд делает свое дело быстро.

— Неужели так и трибунал? — вырвалось у Грищука.

— Очередное политдонесение я еще не отправил, — продолжал замполит, не замечая невыдержанности офицера. — Как исключение, разрешается посылать его не спецсвязью, а нарочным… — Он бросил взгляд из-под сомкнутых бровей на молодых офицеров и опять подтянулся к портсигару.

— Поручите мне! — попросил Андрей. — Я… я… все сделаю.

— Нет… Политдонесение повезет Грищук… И обратится там к полковнику Твердохлебу, а тот уже доложит члену Военного совета. Это именно тот человек, который имеет возможность смотреть на события шире, чем мы с вами. Он может полностью оценить все, что случилось. Так что вам, Земляченко, надо переписать дознание, как требует командир. Ясно? А затем снова поедете на место, где упал самолет. — Андрей вопросительно смотрел на замполита. — Надо побывать и в ближайшем селе, поинтересоваться, может, американец что-нибудь сбрасывал. Все это надо знать…

Андрей возвратился в офицерское общежитие и со злостью швырнул на стол папку с материалами расследования. Потом сел, медленно потянул папку за тесемку. Обложка открылась, будто подтолкнутая из середины. Он вздохнул и тоскливо посмотрел на бумаги: «Неужели придется выбросить все, что хоть как-то смягчает вину?»

Нет, он не чувствовал в себе для этого сил — перечеркнуть свои родившиеся в муках надежды… соображения, которые помогут судьям все понять… спасут ее… И снова Андрею стало страшно, снова вспомнился суд над курсантом училища и выразительный приговор: «Направить в штрафной батальон…»

Но что поделаешь — приказ надо выполнять, переписать все как полагается… А потом что? Этого Андрей не мог представить. В голове перемешались советы Грищука, обещание Смолярова.

Земляченко обхватил голову руками. Он сейчас уже не понимал советов, не верил обещаниям. На бумаге, на столе, на окне — куда бы он ни посмотрел — светились ее глаза, прозрачные, глубокие, как осенние озера. Усилием воли лейтенант заставил себя вернуться к окружающей действительности. «Да, надо браться за дело!»

Перо забегало по бумаге. Лаконичные официальные фразы ложились одна за другой. То и дело он посматривал на часы. Казалось, что время мчится с небывалой быстротой… Но вот наконец написаны заключительные слова. Теперь осталось поставить подпись. Только на мгновение задумался Андрей перед тем, как вывести свою фамилию. В это мгновение ему снова захотелось на клочки разорвать бумаги. Но разве от этого что-либо изменится?.. И он решительно подписался. Потом быстро собрал разбросанные по столу листы, сложил их в папку и отнес делопроизводителю части…

И все же после этого у Андрея не появилось чувства, что дело сделано. Походив несколько минут по коридору, он остановился возле открытого окна и начал жадно вдыхать свежий воздух.

Среди двора стояла полуторка. В кузов, где с винтовкой в руках и вещевым мешком за спиной примостилась девушка-солдат, заглядывала, встав на подножку, Давыдова.

«Новенькую везут на ноль девять», — догадался Земляченко и выбежал во двор.

Давыдова спрыгнула на землю, поприветствовала его.

— На пост? К себе? — спросил лейтенант.

— Так точно!

— И я с вами, — Андрей мгновенно очутился в кузове. Давыдовой не оставалось ничего другого, как сесть в кабину. Прозвучал сигнал, и автомашина, покачиваясь «а рессорах, покатилась со двора.

Выехали за городишко, в котором располагался штаб батальона. Лейтенант, углубленный в свои невеселые мысли, ничего не замечал вокруг. А по обе стороны асфальтированной дороги проплывали полоски полей, поросшие необломанной желтой кукурузой, одинокие домики, обвитые виноградом, посадки бука и граба. Здесь жил и трудился незнакомый Андрею народ.