Николай Логинов - Что было, то было (повести, рассказы)

— Нет, — неохотно признался Саша, боясь, как бы он не начал расспрашивать.

Парнишка и верно спросил:

— А откуда приехал?

Саша махнул рукой и неопределенно кинул в ответ:

— Да издалека… С Севера.

Тот не отстал:

— Из города?

— Почти. — И чтоб отвлечь его от расспросов, Саша сам поинтересовался: — Минск очень красивый?

— А ты в центре был?

— Да мы ж только с поезда.

— Хочешь, я тебе покажу?

— Ладно… Потом, — согласился Саша.

— А там, откуда ты приехал, река есть?

— Есть. Северная Двина.

— Северная Двина?! Я знаю — по географии проходили. Она широкая?

— Еще бы!

— Ты переплываешь?

Саша усмехнулся:

— Не пробовал.

— Я обязательно попробовал бы.

— Приезжай. Попробуй. — Но, сказав это, Саша спохватился: будто он приглашает его в гости.

— Я еще никуда-никуда не ездил! Только в пионерский лагерь. Это совсем близко. Даже не на поезде… Ты пионер?

— Комсомолец.

— Здорово! А мне еще три года в пионерах торчать… Хорошо, что ты остался, а то одному скучи-ища!..

Саша недобро подумал: «Тебе хорошо, а мне что-то не очень. Лучше бы я с мамой пошел. Она, наверно, уже разыскала…» Напрашивалось слово «папу», но у Саши вдруг обострилась обида на отца за то, прежде всего, что он вместо него, Саши, завел себе вот этого болтливого…

Он пожалел, что не знает его прозвища, и стал гадать, какое дали бы ему в их школе. Самого Сашу ребята называют Сашкой Беляшом. «И он белый, как я. Было бы, пожалуй, два Беляша, только имена и фамилии разные… Фамилии разные?! — Для него было как открытие: — Он же мой брат! Он ведь сказал — Федяев!»

— Это ты со своей мамой приехал? — продолжал расспрашивать Сашу парнишка.

— Да.

— А ей зачем мой папа?

«Хитрый какой! — подумал Саша. — Так я и сказал! Дожидайся…» Хотел промолчать, но настырный собеседник уперся в него взглядом и ждал.

— Просто так… поговорить… Знакомые… — ответил Саша как можно равнодушней, встал и подошел к окну. Увидел — из подъезда напротив вышла девочка с большой лохматой собакой на поводке.

— Алка с Пуршем, — пояснил оказавшийся рядом младший Беляш. — Разве это собака! Дворняга чистокровный! — должно быть, повторил он слова кого-то из взрослых. — Вот у папы собака была! Ахтой звали. Сторожевая. Умная-разумная! Она… Сейчас фото покажу. — Он вытащил из-под книг с этажерки альбом и начал листать. — Вот. Это мой папа, а это Ахта. Только фото пожелтело — старое… Она раз полицая так сцапала — он ревмя ревел!.. Тогда у папы еще обе ноги целы были…

— А теперь у него разве?.. — горячо выдохнул Саша и прикусил язык: «Вдруг он догадался, что его папа — мой папа?»

— Одна здоровая, а другая — протез, — довольный, что гость боится страшных историй, ответил парнишка.

Саша, разглядывая снимок, не понял, кем тогда был его отец, и решил выяснить:

— Он партизаном был?

— Знаешь какой он храбрый? Ты не знаешь… И моя мама была в партизанах. Мама папе жизнь даже спасла.

— В войну? — Саше хотелось услышать об отце то, чего не могла рассказать и не знала мать.

— А когда ж? Конечно в войну. Тогда на партизанский отряд налетели фашисты. Много-много. А партизаны не струсили. Штыками кололи, гранатами глушили их… Потом дальше в лес ушли. Через болото. Мама узнала, что папа упал, когда от фашистов уходили, и там, в лесу, остался. Она еще не знала — раненый или мертвый… Побежала обратно. А он был живой. Крови много из раны вытекло. Из ноги. Мама всю ночь тащила его. А там сначала близко-близко фашисты были. Стреляли, пускали ракеты. Мама ничего не побоялась… Папу потом на самолете увезли. Ногу врачи отрезали. По колено…

Саше стало жаль папу и обидно на этого минского брата за то, что папа ему, а не Саше рассказывал, как он воевал.

— Хочешь — смотри. — Парнишка придвинул Саше альбом, будто догадался, что гость сгорал от нетерпения узнать все, что там таилось интересного и неведомого. — Тебя как звать?

— Александром.

— И меня! Два Сашки… Вот здорово! У нас во всем четвертом классе Сашек — один я.

— А у нас даже три, — вставил старший Саша и с горечью подумал: «Даже имена одинаковые».

— Ты в котором учился?

— В седьмом.

— Перевернем… Это мы с папой в нашем сквере. Женька соседский снимал. Подхалтурил. А тот я чикнул. За город ездили. Тоже недодержка.

— С кем он? — указал старший Саша на женщину, сидевшую с отцом под березами.

— Папа? С мамой… И это они. В партизанском отряде. Папа еще пограничником был! Лейтенантом. До войны. Только фото нет — все пропали… Нагляделся? Можно дальше?

Дальше смотреть альбом помешала мать младшего Саши — она шумно вошла в комнату. Не то спросила, не то просто заметила:

— А, ты не один, Саша…

Старший Саша встал, поздоровался.

— Здравствуй, молодой человек, — ответила она, снимая с головы косынку. На ней было белое платье в синий крупный горох. Спереди оно заметно поднималось на животе.

— Мама, его тоже Сашей зовут! — захлопнув альбом, выпалил младший Саша.

— Он из вашей школы? — не глядя на ребят, спросила она.

— Да нет же, мама! Он к нам приехал… с Севера… С тетей.

— С какой тетей?

— Не с тетей, вернее, а с мамой… со своей мамой.

— Ничего не пойму.

Старшему Саше надоело слушать этот путаный разговор, и он захотел внести ясность:

— Мы с мамой приехали к Василию Мироновичу Федяеву.

Они стояли рядом, два Саши, в пяти шагах от нее. Один немного повыше, оба чем-то очень похожие друг на друга, и что-то знакомое-знакомое было в лице, в поглядке старшего из них.

Она вдруг все поняла, побледнела, ухватилась за спинку стула. Сын кинулся к ней.

— Мама, тебе плохо?!

— Ничего… Пройдет…

Ольга пришла к заводским воротам минут за двадцать до окончания смены. Какими долгими показались ей эти минуты! Она направилась было к видневшемуся вдали скверу, но не дошла, вернулась, боясь упустить начало выхода людей из завода и разминуться с Василием. А ей непременно хотелось встретиться с ним и поговорить не у него на квартире, а здесь, где никто не будет видеть и слышать их.

Она уже твердо знала, о чем спросит его, и думала сейчас не об этом, а о том, какой он теперь, узнает ли она его в толпе. В памяти ее он все эти годы жил тем, прежним, каким был много лет назад. А теперь, когда узнала, что он жив, когда она вот-вот увидит его, поняла, что Василий не может быть прежним, что он изменился, так же как она уже не та, не такая, какой была когда-то. А вдруг Василий узнает ее первый и кинется к ней?.. А если не кинется, а нырнет в толпу? Он же не подумает, что она к нему приехала, может, испугается этой негаданной встречи, струсит.

Не доходя до заводской проходной, Ольга повернула обратно. Шла она не совсем прогулочным шагом, пожалуй, даже самым обычным, и, не заметив, удалилась настолько, что, когда снова направилась в сторону проходной, не успела дойти, как по широкой ленте асфальта сначала одиночками, а потом толпой, сплошным потоком хлынул навстречу ей торопливый, одноликий заводской народ. Она сразу поняла: Василия ей тут не опознать, и гадала, как быть. Спрашивать у встречных? Поди-ка бесполезно. Вон сколько их, людей-то! Разве знают? И все же набралась смелости, остановила женщину примерно своих лет: