Цирил Космач - Баллада о трубе и облаке

— Яворка! Змага!..

Не оглянувшись, она закрыла за собой дверь.

Петер Майцен не пошел за ней, он почувствовал, какой он рядом с нею слабый и жалкий. Он подошел к окну и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Яворка появилась на аллее. Быстро, точно на невидимых крыльях, удалялась стройная черная фигура.

— Ушла!.. — вздохнул он, когда она скрылась меж черных стволов. — Ушла! — повторил он, глядя пустыми глазами на пустую аллею.

Петер Майцен не знал, как долго он глядел в ночь, какие мысли проносились в его голове и какие чувства сотрясали его сердце. А оторвавшись от окна, он понял, что не напишет здесь больше ни единого слова.

— Конец! — подавленно пробормотал он, хорошо зная это необъяснимое чувство. Он оглядел комнату: она казалась такой чужой и мрачной, что он готов был бежать отсюда сейчас же. «Самое разумное — собраться и уехать… Но почему? Почему?» — спрашивал он себя, полный отчаяния и досады, шагая из угла в угол.

В дверь снова постучали, и он замер, затаив дыхание.

«Яворка! Вернулась! Что я ей скажу?» Его охватило такое волнение, что он даже не ответил на стук.

Дверь медленно отворилась, и вошел Чернилогар.

Петер Майцен перевел дыхание, он был так зол и разочарован, что не сумел найти даже недоброго слова. Он лишь стиснул зубы: чаша терпения переполнилась, надо не мешкая собираться и уезжать. И должно быть, взгляд у него был такой свирепый, что крестьянин остановился на пороге.

— Не сердитесь… — проговорил он, заикаясь и почесывая свой костлявый подбородок, — не сердитесь, если я вам мешаю…

— Вы знаете Змагу Горьянец? — выпалил Петер Майцен.

— Змагу Горьянец?.. — переспросил хозяин и посмотрел на него из-под косматых бровей.

— Да! Ту самую, которой отрезали язык и вырезали звезду.

— Вы уже все знаете!.. — прохрипел крестьянин.

— Нет, я еще ничего не знаю! — резко ответил Петер Майцен. — И не желаю знать! Не желаю! — Он кричал, почти не сдерживаясь, потом, резко повернувшись к столу, схватил свои бумаги и стал их комкать.

Хозяин молчал, затем откашлялся и спросил безжизненным голосом:

— Или писание у вас не идет?

Петер Майцен не ответил. Он бросил бумаги в печь и зажег спичку. В печи зашелестело, потом загудело, завыло, застонало.

— Слышите, как стонет?

— Кто стонет? — вздрогнул крестьянин.

— Темникар! — показал на печь Петер Майцен. — И почему бы ему не стонать? Ведь он все-таки живой человек!

— Хм, такое дело! Если б вы слышали, как на самом деле стонут в огне живые люди…

— А вы слышали? — спросил Петер Майцен, не оборачиваясь.

— Слышал…

— Блажичей?

— Блажичей… Ведь вы все уже знаете. Я потому и пришел… Хочу вам рассказать…

— Я вам уже сказал, что ничего больше не желаю слушать! — Петер Майцен сам устыдился собственной грубости. — Не обижайтесь! — примирительно добавил он. — Но вы должны понять, что у меня своих дел по горло!

— Понимаю… понимаю… — кивал крестьянин, глядя прямо перед собой.

Петер Майцен вытащил из шкафа чемодан, поставил его на стол и начал укладывать в него свои папки.

— Неужто уезжаете? — испуганно спросил хозяин.

— Нет, — солгал Петер Майцен. — Я кое-что позабыл дома, съезжу возьму.

Крестьянин замолчал. Он молчал очень долго. Потом снова откашлялся и опасливо спросил:

— Не сердитесь, если я еще вас спрошу. Вы бы стали писать о Темникаре, если б он не схватился с белогвардейцами?

— Не знаю, — коротко ответил Петер Майцен.

— Хм, такое дело… Тогда вы считали бы его настоящим предателем?

— Если б я не считал, он наверняка сам так считал бы.

— Хм, такое дело… А как бы вы тогда о нем писали? Какой был бы конец?

— Конец он тоже нашел бы сам. Рано или поздно вспомнил бы Иуду Искариота: взял веревку и удавился.

— Хм, такое дело… Это мне в голову не пришло…

— Как же иначе? — посмотрел на него Петер Майцен. — Ведь я еще за ужином сказал, что Темникар не смог бы жить с таким камнем на душе и покончил бы с собой.

— Да… да… — закивал хозяин, опять опуская голову.

— А теперь довольно! — сказал Петер Майцен. — Хватит!

— Не сердитесь! — ответил крестьянин. — А когда вы поедете?

— Сейчас. Немедленно…

— А, немедленно… — протянул крестьянин. — До утра не подождете?

— Зачем? — спросил Петер Майцен и посмотрел на него.

— Так… Чтобы ночью не ходить…

— Я не боюсь!

— Не потому, просто…

— Нет уж, решил ехать — значит, поеду!

— Ну, раз так, не буду вам больше мешать. Счастливого пути!

— Спасибо! И не запирайте дверь в сенях!

— Ладно! — ответил хозяин и вышел.

Петер Майцен поспешно собрал вещи и растянулся на постели, чтобы спокойно выкурить сигарету. Он глядел в потолок и вслушивался в размеренные шорохи ночи. В комнату влетела летучая мышь, где-то поблизости заухала сова, и сердце Петера Майцена заколотилось сильнее. Потом заскрипела дверь в сенях — и на дороге послышались быстрые удалявшиеся шаги.

Петер Майцен подбежал к окну. В аллее покачивалась фигура хозяина. В длинной руке он держал фонарь. Его прозрачная тень, подобно привидению, скользила меж черных стволов деревьев.

«Куда он? — с тревогой подумал Петер Майцен. — И зачем ем: фонарь? Ведь ночь не такая уж темная».

Он смотрел вслед хозяину, пока свет фонаря не исчез. Бросив в окно окурок, надел рюкзак, взял чемодан, пишущую машинку и на цыпочках вышел из комнаты.

Полной грудью вдохнул ночной воздух и быстрым шагом двинулся по аллее. Потом вдруг снова увидел фонарь и остановился, ожидая, что свет исчезнет. Однако фонарь оставался на месте.

«Что это значит? Не меня же поджидает Чернилогар?» — подумал он с неприязнью. Прикинул, можно ли обойти его, но, не зная другого пути, пошел дальше.

Фонарь стоял на перекрестке посреди дороги.

Петер Майцен не спеша осмотрелся. Крестьянина нигде не было. Осмотрелся еще раз. И внезапно увидел: на дубе висел Чернилогар.

— Повесился! — тихо сказал Петер Майцен. Но ужаса не почувствовал, сам поразившись своему спокойствию. Он даже не спросил себя, почему повесился Чернилогар. Он уже все знал.

Поставив рядом с фонарем чемодан и пишущую машинку, Петер Майцен вернулся в дом.

Тихо открыл дверь в спальню и во тьму сказал о том, что произошло. Женщина закричала, но с постели встала не сразу. Судя по всему, ее это ничуть не удивило. Она зажгла свет, посмотрела на Петера Майцена пустым взглядом и простонала:

— Ведь я знала, что он плохо кончит!..

Петер Майцен промолчал. Потом строго спросил:

— Он предал их?

— А-а-а? — растерялась женщина.

— Я говорю: он предал Блажичей?

— Нет! — всхлипнула она. — Не предал… он только., только… знал, что дом уже окружили…

— И не пошел их предупредить?