Олег Шабловский - Никто кроме нас

Так, то выбираясь из разбитых и заваленных окопов, то спрыгивая обратно, петляя по уцелевшим ходам сообщения, переступая через застывшие в разных, порой самых причудливых позах трупы он пробирался минут десять. Наконец траншея в очередной раз повернула и двое бойцов, которые негромко переговариваясь и смоля одну на двоих свернутую из газетной бумаги "козью ножку", снаряжали патронами диски ручного пулемета, указали ему на ход сообщения, ведущий к батальонному НП.

Наблюдательный пункт командира батальона находился на самой вершине холма и занимал собой довольно просторный, накрытый обрывками маскировочной сети окоп. В дальнем углу его стояла раскуроченная осколками большая, зеленая коробка радиостанции, а рядом с ней на патронном ящике сидел уже знакомый пехотный старлей. Рядом с ним расположились еще трое: невысокий, чернявый крепыш кавказской наружности с лейтенантскими кубарями в петлицах и старший сержант на голове которого было намотано столько грязного с проступающими красными пятнами крови бинта, что побитая, видавшая виды каска налезала на него с трудом. Третьим к вящей радости Андрея оказался Матафонов. Неунывающий ефрейтор выглядел слегка потрепанным и уставшим, но вполне живым и здоровым.

- А сержант, живой - завидев Карасева старший лейтенант, жестом пригласил его присоединится к компании - это хорошо. Иди, потолкуем как дальше жить будем.

- Это ты танк подбил? - лейтенант кавказец улыбнулся, продемонстрировав белозубую улыбку из-под черных как смоль усов, и сам же ответил на свой вопрос - ты, я видел. Молодец слушай.

- Ну вот, что - окинув взглядом собравшихся начал комбат - я так понимаю командиров больше не осталось. Тогда сделаем так: лейтенант Ибрагимов принимаешь первую роту.

- Хорошо - кивнул головой чернявый.

- Петренко на тебе третья.

- Есть - поднялся старший сержант.

Ну а ты сержант, кстати как твоя фамилия?

- Карасев товарищ старший лейтенант.

- Сержант Карасев принимает вторую роту. Там людей меньше всего, поэтому заберешь к себе всех своих, которые уцелели и артиллеристов, которые без матчасти остались.

- А чего это ты комбат моими батарейцами распоряжаешься? - прихрамывая с трудом наступая на перевязанную ногу и опираясь как на посох, на карабин, в окоп спустился артиллерийский лейтенант - хоть бы меня спросил для приличия.

- А, бог войны пожаловал - обрадовался старлей - ну, докладывай чего там у тебя?

- Плохо комбат - покачал головой артиллерист - осталось четыре орудия и дюжина снарядов на ствол. Твой взвод ПТО уничтожен полностью, матчасть вдребезги а бойцов, там трое человек уцелело, я к себе забираю, мои расчеты пополнить. Из минометчиков можно набрать прислугу к уцелевшему миномету и мин к нему штук двадцать еще есть. Так что свободных артиллеристов в пехоту не отдам, нету их просто, свободных.

- Понятно - нахмурился командир батальона - значит так, товарищи командиры, если нам удастся продержаться до вечера, можно будет считать, что батальон свою задачу выполнил. По темноте попробуем оторваться от немцев и отойти к переправе, ну а пока задача одна, держаться. Все поняли? Давайте к бойцам, не ровен час опять полезут. Да комбат, ты задержись ненадолго.

Выбравшись из штабного окопа, Андрей некоторое время шел, молча, придавленный навалившимся грузом ответственности, переваривая свой внезапный карьерный взлет. Затем, словно опомнившись, обернулся к шагающему следом Матафонову.

- Дима, наших много осталось?

- Нет, командир. Целые только я, Кирилюк, Поповских и Ежов. Еще раненых пятеро. Пехотный комбат приказал их к переправе увозить. Вот - ефрейтор протянул планшетку взводного - все, что от лейтенанта осталось. Прямое попадание мины. Самого в клочья, а она вот целехонькая, только ремень как ножом срезало.

Карасев взял планшетку, рукавом стер серую пыль с новенькой, даже не поцарапанной коричневой кожи. Внутри кроме топокарты лежало несколько листов чистой бумаги, цветные карандаши, тоненькая пачка писем и три фотографии. На одной из них был изображен Золотухин. Лихо заломленная фуражка, эмалевые кубари в петлицах новенькой гимнастерки, нарочито серьезное лицо, строго сдвинутые брови, эдакий суровый вояка, только бесшабашные мальчишеские глаза ломали старательно культивируемый образ. С другого снимка, в объектив фотоаппарата смотрело целое семейство, немолодая, но все еще красивая и статная женщина, высокий пышноусый мужчина в костюме и двое пареньков подростков лет четырнадцати-пятнадцати. В том, что слева без труда угадывался сам лейтенант, только лет на семь моложе. На третьем снимке мило улыбалась красавица блондинка. Ее лицо показалось знакомым. Кажется какая-то актриса довоенного советского кино. Вот только фамилию никак не мог вспомнить не то Светлова, не то Серова.

Андрей отправил Матафонова, разыскать и привести уцелевших бойцов своего взвода, аккуратно сложил письма и фотографии обратно в командирскую сумку и в нерешительности застыл. Где именно находится его новое подразделение, он просто забыл уточнить. Возвращаться обратно на НП и переспрашивать, значит выставить себя в самом идиотском виде перед новым начальством. Хорош ротный, получил назначение и даже не удосужился уточнить куда именно. Плюнув с досады, развернулся и зашагал туда, где в прошлый раз видел пулеметчиков, уж они-то наверняка знают.

- Эй, сержант - раздался за спиной знакомый голос с акцентом.

Карасев обернулся перед ним стоял Ибрагимов.

- Трофеем обзавелся? - кавказец указал на планшетку, которую Андрей держал в руках.

- Это взводного. Убили его.

- Понятно. Извини, плохо подумал - сдержано кивнул головой командир первой роты и протянул руку - Исмаил.

- Андрей - он ответил на неожиданно крепкое рукопожатие.

- Ты к своей роте? Пойдем. Нам по пути. Это на правом фланге.

Казавшиеся пустыми окопы постепенно стали оживать, заполняться бойцами. И хотя тела погибших никто и не думал убирать, и то и дело, попадаясь на глаза, они слишком живо напоминали о еще недавно орудовавшей здесь смерти, те которым на сей раз удалось избежать встречи с ней привычно и буднично продолжали делать свое дело. Одни деловито возился с оружием. Другие углубляли и расширяли разрушенные траншеи, Третьи и вовсе неторопливо перекусывали, мусоля твердый как деревяшка, кусок солдатского сухаря или споро орудуя ложками, опустошая одну на двоих, а то и троих консервную банку. Наиболее шустрые, уже успели сползать за бруствер и пошарить в ранцах убитых фашистов. И теперь, счастливчики, разжившиеся трофейными полевыми рационами, устраивали себе и своим приятелям настоящий пир, ловя на себе завистливые взгляды менее удачливых. На разбитых позициях противотанкистов расположился импровизированный лазарет. Несколько бойцов, в основном нестроевиков или легкораненых под руководством женщины санинструктора прилаживали импровизированные носилки и волокуши к уцелевшим артиллерийским лошадям и грузили на них своих более "тяжелых" товарищей. Таких оказалось не меньше трех десятков. Кто-то метался в бреду, оглашая воздух криками, возможно, еще продолжая сражаться. Другие лишь тихо стонали или вовсе сидели или лежали молча, глядя перед собой отрешенным взглядом. Те, кто, несмотря на раны, еще мог держать в руках оружие, чувствовал в себе силы драться оставались на оставшейся неприступной высотке, а остальным предстояло отправиться в Большенабатовский и переправившись через Дон эвакуироваться в тыл.