Олег Селянкин - Только вперед! До самого полного!

Шли молча, шли упрямо, держа точно на восток. Однако рассвет укараулил их еще далековато от заветной цели. И, чтобы не выдать себя береговым Наблюдателям врага, они залегли между торосов, залегли на пронизывающем ветру.

Тот короткий декабрьский день показался Максиму невероятно долгим. До бесконечности долгим. Да и только ли ему? Все они, когда ночь скрыла от глаз берега залива, еле поднялись со льда, еле встали на лыжи. С огромным трудом, преодолевая режущую боль во всем теле, сделали первые шаги. Силой заставили себя сделать их. Конечно, потом, когда тело разогрелось, идти стало значительно легче, но первые шаги… Максиму казалось, что он никогда не забудет тех усилий, каких они стоили ему.

Шли по возможности ходко и предельно осторожно: Финский залив (это они точно знали, хотя и не видели берегов) на подходах к Кронштадту заметно сужался; кроме того, именно здесь лед его время от времени тщательно прощупывали голубоватые лучи прожекторов, рождающиеся то на северном, то на южном берегу. Они почему-то сначала били в серое небо и лишь потом опускались ко льду, шарили по нему. И едва возникал этот искрящийся снежинками столб пронизывающего света, Николай первым останавливался, чтобы немедленно упасть на снег, постараться влиться с ним, как только ненавистный луч начинал свое движение вниз.

Максим не считал, сколько раз за ту ночь падали на лед залива. Но был готов поклясться чем угодно, что они больше лежали, чем шли. И все-таки добрались до цели! Внезапно для себя дошли: они откровенно растерялись, когда вдруг, как показалось — буквально в нескольких метрах по направлению их движения, вспыхнуло короткое и невероятно ярко-красное пламя, а секундой позже на них обрушился и грохот, прижимающий ко льду.

Не сразу поняли, что это залп одного из фортов, прикрывающих Кронштадт с запада, что до места залпа оставались еще десятки метров.

И тут Максим услышал по-настоящему взволнованный шепот Василия:

— Только бы пронесло… Только бы пронесло…

Максиму казалось, что сейчас им только и нужно погромче крикнуть: мол, не стреляйте, мы — свои, но Николай жестом руки приказал им залечь и затаиться. Им приказал затаиться, а сам пополз туда, где с точностью до секунды методично вспыхивало грохочущее пламя. Уполз Николай — и только теперь до Максима дошло, что тревожило, даже пугало Василия, почему дальше пополз один Николай; невероятно глупо и обидно погибать от пули своего товарища; через такое благополучно пройти и быть сцапанным смертью только потому, что у кого-то слабые нервы…

Казалось, невероятно долго не было ни слышно, ни видно Николая. И они даже вздрогнули, когда он вдруг позвал:

— Ребята! Идите сюда!

Не шепотом, нормальным голосом позвал. И на мгновение, чтобы поточнее указать, куда идти, даже включил фонарик.

Еще несколько минут терпения — и вот он, берег островка, на котором стоит форт, построенный предками на века. На береговой кромке, возвышавшейся метра на полтора, толпятся люди. Наши, советские!

Что такое приступочек высотой метра в полтора? В обычных условиях — взлетишь на такой и не заметишь!

Сейчас вскарабкались на него лишь с помощью товарищей: так ослабели мышцы, почувствовав, что все тяжкие испытания позади.

В памяти Максима еще только и осталось, что их, бережно поддерживая, привели в какое-то помещение. До сказочности теплое. Настолько теплое и безветренное, что не стало сил противиться сну.

Выспаться не удалось: через час или около того за ними пришла уже знакомая «эмочка», вымазанная белой краской. Она, виляя между полыньями, оставшимися от упавших сюда вражеских снарядов, и доставила их к начальству. Не к генералу, а к тому полковнику, который провожал их на задание. Тот каждому из них пожал руку, поздравил с успешным завершением задания и пообещал обо всем доложить начальству. Еще раз поблагодарил и велел отдыхать.

Максим был несколько разочарован, в душе он считал, что они заслужили нечто большее, чем слова благодарности. Однако Николай с Василием были чрезвычайно довольны. Николай, обняв за плечи Максима, даже сказал:

— Славно, брат, мы сработали! Начальству будет доложено!

А Василий уже поправлял подушку на своей койке и блаженно мурлыкал: «Смеются надо мною зеленые глаза».

И Максим, подумав, решил, что это прекрасно, когда твою фамилию слышит высокое начальство.

Полковник велел отдыхать. И они, вернувшись в ту комнату, которая теперь на неизвестный срок стала их общим домом, намеревались прежде всего по-хорошему умыться, снять бороды и усы, изрядно вымахавшие почти за месяц пребывания во вражеском тылу. Однако успели только поторчать у зеркала, разглядывая на своих щеках ожоги мороза, погадать о том, когда они сойдут, и тут в комнату вошел какой-то старший лейтенант. Он вежливо и с уважением поздоровался со всеми, еще у порога взметнув руку к армейской шапке-ушанке, и сказал, внимательно ощупывая глазами их лица:

— Товарищ Максим, прошу вас следовать за мной.

Максим надел полушубок, ему оставалось взять только шапку, когда Николай предложил чуть насмешливо и грустно:

— Может, все же попрощаешься с нами?

— Нет, лучше давай подосвиданькаемся, — поправил Василий.

Максим уже беспрекословно верил своим товарищам, он не сомневался, что они лучше его знают здешние порядки и правила, поэтому без споров подошел сначала к Николаю, потом к Василию и сердечно обнял каждого. Обнялись по-братски, дружески похлопали друг друга по спине, а вот Слова ни одного не произнесли.

Около дома опять стояла «эмочка». Рядом с шофером сел старший лейтенант, тем самым укрыв от чужих глаз Максима, в одиночестве устроившегося на заднем сиденье.

Сначала они заехали в тот дом, где перед выходом на задание Максим оставил свое обмундирование. Сейчас оно, аккуратно разложенное на столе, ждало его.

С каким-то необъяснимым волнением он вновь влез в тельняшку, надел на себя черные флотские брюки, китель с золотыми нашивками на рукавах. И сразу же пожалел, что не побрился: что было допустимо человеку в штатском, вовсе не соответствовало командиру Военно-Морского Флота.

Потом они снова поехали все в той же «эмочке». Максим не мог понять, куда: спереди обзор уничтожали широченные плечи старшего лейтенанта, а боковые стекла были задернуты плотными шторками. Вот и видел он мельком то обезлюдевший дом, искалеченный бомбой или снарядами, то расщепленные до корней деревья какого-то парка или лесочка. Если быть честным, его мало интересовало то, что смог увидеть украдкой, он мысленно решал и не мог решить волнующие вопросы: куда и зачем везут его, лейтенанта Малых?

«Эмочка» остановилась почти на окраине целого городка добротно замаскированных землянок. На одну из них глазами и указал старший лейтенант. И Максим, ничем не выдав своего волнения, спустился по земляным ступенькам к ее двери, решительно постучал и вошел.