Василий Яковлев - Разведчики

О неудавшейся операции по захвату Петрова, о его таинственном исчезновении Рубцова услышала от Бергера.

Она хорошо знала Приморск, знала, что в овражке, где был потерян след Петрова, есть несколько очень глубоких ям. Когда-то давно там копали глину. С тех пор ямы успели, наверное, густо зарасти тисом. Если это так, то исчезновение майора может оказаться не столь уж таинственным.

Вечером следующего дня Вероника Викторовна вместе с Романцом нашли Петрова и, дождавшись ночи, перенесли майора на квартиру Рубцовой. Два дня он пролежал в ее комнате. Теперь Петров был в безопасности.

Вот и вся правда о Веронике Рубцовой, бесстрашном советском человеке с гордой, сильной душой.

Когда на следующее утро Курт Кох пришел в интендантское управление, никто и заподозрить бы не мог, что обер-лейтенант провел две почти бессонные ночи. Впрочем, если приглядеться… Но кто бы стал приглядываться — не до того было. Городская управа, где помещалось интендантство, в то утро гудела, как растревоженный улей. Еще бы! Произошли такие события!

Не успел Курт Кох появиться, как к нему бросился бледный, взволнованный Бергер.

— О, Курт, наконец-то вы… Вас вызывает Розенберг. Он рвет и мечет. Вас ожидают неприятности.

— Но что произошло?

— Как, вы ничего не знаете? Но ведь вы вчера были в штабе вечером.

— Ну и что? Когда мы с Вадлером уходили оттуда, там было все спокойно.

— Какое там спокойно! Исчез Краузе. Часовой сказал, что его вызвал какой-то гестаповец. Думали — в Тополевск. Но утром генерал позвонил в Тополевск, и оттуда ответили, что ничего не знают и вообще вчера вечером в Приморск никто не ездил. Понимаете? Но это не все. Кто-то разболтал или выкрал приказ, который находился в сейфе Розенберга… Подробностей я еще не знаю. Но предстоящая операция на фронте, вероятно, стала известна врагу. Неужели вы не слышали, как на рассвете бомбили побережье! Как раз там, где сконцентрированы наши войска. Мы понесли колоссальные потери.

— Признаться, я ничего не слышал — утренний сон так крепок. То, что вы рассказали о событиях ночи, — прямо-таки эпизод из детективного романа, — покачал головой Кох. — А зачем я понадобился фон Розенбергу?

— Не знаю. Видимо, он хочет спросить у вас, не заметили ли вы чего-нибудь подозрительного, когда были вчера в штабе. И все же я вам не завидую, уж больно генерал зол.

— Что поделаешь, — вздохнул Кох, — надо идти. И черт меня угораздил забежать в штаб именно вчера. Ладно, пойду. Спасибо, Бергер, что ввели в курс дела.

Выйдя из управления, Кох, однако, пошел не по направлению к набережной, а в противоположную сторону.

Почему же Румянцев, выполнив задание, не исчез сразу из города? Да потому, что сегодня ночью, когда он передал командованию донесение о выполнении задания, был получен новый приказ: если все сойдет благополучно и Курт Кох останется вне подозрения, ему дается еще одно поручение.

По сравнению с тем, что было сделано вчера, новое задание было несложным. Румянцев решил выполнить его по пути из города. Он быстро шел узкими улицами и был абсолютно уверен, что сейчас идет по ним в последний раз. После войны он обязательно приедет в этот город. Вместе с Галей. Но это будет еще не скоро. Если вообще будет… Но об этом «если» лучше не думать. Итак, ближайший вопрос, которым ему предстоит заняться, — Вадлер. Вот об этом и следует думать советскому разведчику лейтенанту Румянцеву.

У дверей в кабинет Вадлера стоял полицейский. Он преградил дорогу обер-лейтенанту.

— Господин начальник занят. Ведет допрос.

Отойдя от двери, Румянцев стал обдумывать, как ему быть. В это время дверь кабинета распахнулась и на пороге показался Вадлер.

— Шварца вызовите. С инструментами.

Румянцев внутренне содрогнулся. Он знал, что Шварц, страшный садист, палач из бывших уголовников-убийц, освобожденный Гитлером после прихода к власти, был подручным Вадлера в мрачных, кровавых застенках СД.

Увидев Коха, Вадлер коротко бросил ему:

— Что вам, обер-лейтенант? — это прозвучало холодно и резко. Никогда до сих пор Вадлер не смел говорить так не только с Куртом Кохом, но и вообще с кем-либо из офицеров-немцев.

Румянцев, мысленно отметив это, решил: кончать нужно сейчас.

— У меня к вам небольшой разговор. Всего в два-три слова. Очень важно, — за спиной у него хлопнула дверь приемной, значит, полицейский вышел. Румянцев шагнул к Вадлеру, он решил стрелять в упор, наверняка. Вадлер слегка отстранился, он подумал, что обер-лейтенант хочет войти в кабинет.

У вдруг Румянцев вздрогнул, рука, сжимавшая в кармане мундира пистолет, разжалась, лейтенант остановился. Он увидел в открытую дверь, что в кабинете Вадлера у стола сидит девушка. Она обернулась к двери, глаза ее, огромные, обведенные чернотой, смотрели на Румянцева, не мигая. Галя! Он узнал ее сразу. Узнал несмотря на то, что Галя была страшно, до неузнаваемости избита. Лицо в багровых кровоподтеках, кофта изорвана в клочья, ноги босые и тоже вздулись. Все это Румянцев охватил одним взглядом. Боль, гнев, жалость — все смешалось, затопило все его существо, подавив обычное хладнокровие, выдержку, способность реагировать мгновенно на любую неожиданность. Он стоял недвижно, не сводя глаз этого измученного, родного ему лица. Галя тоже смотрела на него. Но смотрела равнодушно, лицо ее не выражало ничего, кроме страшной усталости. И вдруг губы ее беззвучно шевельнулись. Наверное, тоже узнала! Что она сказала? Что хотела сказать? «Уходи», «помоги»? Да что же он стоит, ей надо помочь! Сейчас же помочь. Рука, разжавшаяся было в кармане мундира, вновь плотно охватила холодную сталь пистолета.

— Что, господин Кох, вид крови так на вас подействовал, или… эта фрау вам знакома? — И вдруг без зримой связи с предыдущим добавил: — У русских говорят: как веревочка ни вьется, а конец будет. Слышали, господин ин-тен-дант? — последнее слово Вадлер иронически протянул. — Что же вы молчите? Говорите, зачем пришли.

Нечеловеческим усилием воли Румянцев взял себя в руки. Нет, стрелять сейчас, здесь нельзя, сюда ворвутся, и тогда погибнет не только он, но и Галя.

— Нет, господин Вадлер, я не боюсь вида крови, — надменно проговорил Кох, — как и все, впрочем, мои соотечественники-солдаты. Просто я впервые воочию увидел ваш рабочий стол. Уж очень дурно пахнет это место. Я, например, с женщинами не воюю. Да еще такими методами. Даже затошнило от грязи, в которой вы купаетесь. Что касается моего дела, то у меня пропала охота говорить с вами о чем-либо. Меня ждет фон Розенберг. — И пошел к двери мимо оторопевшего Вадлера.

Вадлер вернулся в кабинет, прошел к столу, постоял в задумчивости, потом снял телефонную трубку и назвал номер.