Василий Яковлев - Разведчики

— А что, генерала нет? Вот как, хорошо…

Еще подумал. Подошел к Гале, резко приподнял ее подбородок.

— Смотри в глаза. Прямо в глаза… Отвечай: где, когда видела этого обер-лейтенанта? Ну!..

Галя отрицательно покачала головой. В дверь постучали. Вошел Шварц. В руках у него был продолговатый ящик, похожий на тот, в котором хранят столярные инструменты. Вадлер схватил ящик, раскрыл его перед Галей. Там лежали длинные иголки, гнутые щипцы, металлические кольца и наручники с резиновой прокладкой. В углу ящика в углублении стояла спиртовка.

— Видишь, — зашипел Вадлер. — Говори, а то Шварц такой маникюр тебе сделает, взвоешь, ну?

Шварц стоял в дверях, смотрел поверх Гали тупо, равнодушно.

Галя отвернулась. Лицо Вадлера злобно дернулось. Бросив ящик на стол, он подошел к окну, несколько минут смотрел на улицу. Потом, видимо, что-то решив, обернулся.

— Вот что, сейчас мне некогда заниматься тобой. Благодари этого интенданта, — Вадлер злобно усмехнулся, — даю тебе передышку до завтра. И обещаю — ты у меня заговоришь! Спущу с живой шкуру, слышишь! Так что подумай, стоит ли дальше играть в молчанку Иди, Шварц, с этой поговорим завтра.

В темной одиночке, что помещалась в подвале здания СД, Галя прислонилась к холодной стене, утомленно закрыла глаза. И сейчас же встало перед глазами лицо Василия. Как это все невероятно: он здесь, рядом, и бессилен помочь ей! Нет, нет, о Василии вообще нужно запретить себе думать. Это расслабляет, а она должна быть сильной. Как же глупо она попалась! Бывает так, что разведчик работает в непостижимо трудной обстановке и все обходится благополучно. Но вот, когда кажется, опасности нет поблизости, и разведчика покидает его обычная осторожность, он попадает вдруг в ловушку. Так случилось и с Галей.

После освобождения Руднева Галю больше к немцам не посылали. Она была включена в оперативную группу, несколько раз ходила с товарищами на задания.

И на этот раз их группа получила задание перерезать телефонную линию Тополевск — Приморск. Телефонные провода бежали над самым шоссе. Командир оперативной группы приказал Гале пройти за поворот и в случае приближения противника подать сигнал — прокричать, подражая сойке. В другую сторону шоссе просматривалось далеко, и оттуда внезапная опасность партизанам не грозила.

О двух машинах Галя предупредила товарищей вовремя. Заслышав внизу, куда уходило шоссе, натужный рев мотора, Галя, прокричав, как было условлено, спряталась в кустарнике. А третья машина, легковая, показалась внезапно. Она шла не спеша, очень тихо, почти бесшумно. Подать сигнал она уже не могла. Что делать? Галя подняла руку. Когда машина остановится, она не сядет в нее, а скажет, что ей надо ехать в другую сторону. Она будет разговаривать с фашистами громко, и товарищи ее услышат. Это решение созрело мгновенно, и может быть, все обошлось бы хорошо, если бы не одно обстоятельство, которого Галя не могла предвидеть.

Машина остановилась, а когда Галя подбежала к распахнувшейся дверце, то увидела: на сидении рядом с шофером сидел офицер СД. Она растерялась. И этой минуты растерянности было достаточно, чтобы в ответ на первый же вопрос допустить грубую оплошность.

Бергер не спросил ее, куда идет, а задал вопрос: откуда она идет.

И Галя назвала село, которое лежало в той стороне, куда ехала машина. Тотчас же она поняла, какую сделала ошибку, но было поздно. Офицер больше ни о чем не спросил. Он предложил Гале сесть в машину, а шоферу развернуться и ехать назад.

Бежать? Звать на помощь? Бесполезно. Товарищи не смогут ей помочь, от машины ей не сделать ни шагу. Единственное, что она успела, когда садилась в машину, это незаметно выбросить в канаву пистолет. Может, все же удастся выкрутиться. Пока ехали до Приморска, она смогла придумать одну вполне правдоподобную версию, безобидным образом объясняющую ее ложь. Но в Приморске офицер тотчас же провел Галю в кабинет Вадлера. Тот злорадно прошипел:

— Попалась, медсестра? Знакомая Зембровецкой, бывшая комсомолка и так далее… — Потом достал из стола чемоданчик, открыл его, вынул бинты, вату, нажал кнопку, донышко ушло вниз. Кивнул на рацию, коротко спросил:

— Твоя? Галя молчала.

— Говорить будешь?

— Нет.

А потом началось… Но Галя не сказала ничего. И навряд ли скажет. Вадлер это понял, едва взглянул ей в глаза в самом начале допроса.

Фон Розенберг рвал и метал. Гнев его был страшен. Каждый, кого в это утро вызывал к себе генерал, подходя к его кабинету, ощущал противный холодок в груди.

Однако никто не мог объяснить ему, куда исчез Краузе, кто лазил в сейф. А то, что документы побывали в чужих руках, определила экспертиза, которая была произведена после того, как вдруг исчез Краузе. Все возможные последствия этого Розенберг осознал не сразу. Но он обязан был теперь сообщить в Ставку, что план рухнул во всех его деталях. Ясное дело, его по голове не погладят. И чего доброго, его неприязнь к гестапо может кое-кому показаться странной, преднамеренной. Как тут не потерять голову? И все же надо постараться не терять ее в прямом и в переносном смысле. В то же утро Розенберг связался по телефону со своим влиятельным родственником. После разговора с фон Шрейдером он стал спокойнее. В Ставку обо всем он сообщит завтра, в гестапо — немедленно. Надо попытаться разыскать хотя бы след этого Краузе. Тогда хоть сраму меньше будет. А может, это все же эсэсовцы ему нагадили, может, это они увезли Краузе? Но кто же лазил в сейф? Ведь гестаповец в здание не входил.

Часовой, вконец перепуганный, дрожащий, сказал, что вечером в штаб заходил Вадлер. А что если… Хотя и маловероятно, но от этого продажного человека всего можно ожидать. Тот, кто предал раз, предаст еще сто раз.

Розенберг вызвал Вадлера. И как только тот вошел, его оглушило громовое:

— Что вы таскаетесь в мой кабинет, Вадлер, когда вас никто не вызывает? Приходите, уходите, когда захотите. Словно на бульваре. Ну, что молчите?

На сей раз Вадлера не устрашило громыхание Розенберга.

— Я приходил по важному делу, герр генерал, связанному с Рубцовой. Я послал кое-куда запрос и получил интересные данные. Мне хотелось сообщить их вам тотчас же. Ведь мы договорились, что по особо важным делам я могу приходить к вам без вызова и в неурочное время.

Мысли Розенберга были заняты сейчас совершенно иным. В способностях Вадлера как оперативника он уже разуверился. Подозрения в отношении фрау Вероники? Ерунда. К тому же она вчера весь вечер была с ним. Он проводил ее до подъезда.

— Короче, Вадлер, — оборвал он. — В ваши способности как разведчика я уже давно не верю. Что вы можете сказать по поводу исчезновения Краузе и в отношении сейфа? Накануне вечером вы были здесь?