Станислав Гагарин - Мясной Бор

Да, речь шла об, армии, которой, по сути дела, «е было. Из окружения вышли жалкие ее остатки, две сильно побитые дивизии, третью вообще отвели в тыл на переформирование. Вот и все, чем располагал новый командарм.

— Так я и Сталину сказал. Негоже давать Мерецкову такую армию, — продолжал Жуков. — Один призрак! Командовать некем. Вот, говорит Сталин, и хорошо. Пусть нам Кирилл Афанасьевич эту армию воссоздаст. Опыт у него большой на пустом месте работать… Так что давай, кудесник, верши чудеса. А я помогу по возможности.

В поредевший полк, в котором воевал лейтенант Никонов, стало поступать пополнение, молодое, необстрелянное. Шли казахи и узбеки, люди, русского языка не знающие. Были они верующими, уповали на аллаха, но бог либо отказался от них, либо не мог договориться с тем богом, в которого верили убивающие мусульман пришельцы. Когда кто-нибудь падал мертвым, остальные собирались вокруг трупа единоверца, воздевали к небу руки, молились аллаху, а может быть, и проклинали его…

Русские красноармейцы понимали чувства и настроения своих соотечественников с далекого юга. Недобрыми словами бойцы отзывались о тех начальниках, которые посылали на север, в леса и болота, слабо подготовленных к боевым испытаниям, специфичных по образу жизни и складу характера людей. Понятно, фронт велик, потери большие, но ведь можно распорядиться так, чтобы, скажем, больше южан воевало в тех природных условиях, в которых они могли бы принести больше пользы в битве с врагом.

Но передний край оказывался пустым, держать позиции было некому, приходилось драться и за младших братьев. Пришло, правда, однажды доброе пополнение, батальон уральских лыжников. Всем по двадцать годов, в чистеньких маскхалатах, веселые такие ребята, рвутся в бой, зубоскалят… Прямо с марша их и бросили в атаку. И через полтора часа никого из них не осталось. Пространство перед опять уцелевшим Никоновым было донельзя избито снарядами, воронка на воронке, вокруг все устлано трупами, есть и кучи из мертвецов, потому как раненые подползали к трупам, чтобы ими прикрыться, и умирали здесь от ран или попросту замерзали. Окопов у красноармейцев не было никаких, кто б для них обеспечил инженерное оборудование позиций в мерзлой почве под огнем врага. Ячеек личных тоже никто не рыл, защищались трупами товарищей, они и выручали живых после смерти.

Передохнули малость и снова пошли несколькими полками на Спасскую Полнеть. Никоновский полк наступал на левом фланге, рядом с водокачкой, и лег почти весь бездыханным. Но водокачку и один дом в конце улицы все-таки захватили, забились в подпол, стали осваиваться в нем, как в опорном пункте. Возле дома обнаружили траншею, заняли ее комполка Красуляк, комиссар Ковзун и Никонов с телефонистом. Вот и КП образовался…

— Бьют со стороны Чудова из пулемета и мины бросают, — сказал Красуляк. — Связь есть?

Связь была, соединили комполка с артиллеристом дивизий Довбером.

— Видишь дома от тебя справа, у водокачки? — спросил Красуляк.

— Вижу, — ответил Довбер.

— Дай по ним огонька…

— Сейчас сработаем в лучшем виде.

Стукнули с огневых позиций боги войны, да только не на ту риску прицелы установили, снаряды не в дома, откуда немцы стреляли, пошли, а прямо на командный пункт Красуляка.

— Ты что, сдурел, Довбер! — заорал Красуляк. — Окривел на оба глаза! Ты куда стреляешь?

Осколок пробил ему полу полушубка и на излете упал на ногу комиссару.

— Прекрати стрелять, если не умеешь! — кричал командир полка. — Своих поубиваешь…

Послушался Довбер, прекратил стрелять. До полной темноты едва попытаешься высунуться, противник открывает шквальный огонь. А подавить его нечем, комполка уже не рисковал просить огонька у Довбера, от отечественного снаряда помирать — нет ничего обиднее.

— Вот что, Никонов, — сказал Ивану командир, когда стемнело, — держи тут оборону, а я малость отдохну.

Тот ответил, как положено, передернуть решил затвор карабина, чтоб дослать патрон в положенное ему перед выстрелом место, но затвор вдруг отказал. «Плохая примета», — подумал Никонов, а сам подошел к куче винтовок на дне траншеи, стал выбирать оружие поисправнее.

Потом решил спуститься в подвал дома, который облюбовали его бойцы, но тут немцы открыли огонь по строению зажигательными пулями, оно загорелось. Из дома выскочили несколько красноармейцев и побежали прочь. Иван затормошил командира полка, тот вроде бы и не спал, встрепенулся.

— Стой! — закричал, увидев бегущих в тыл.

Те, что называется, и ухом не повели.

— Стрелять буду! — в бешенстве закричал Красуляк, вырвал из рук Никонова винтовку, выстрелил раз, другой, третий…

Двоих командир полка свалил, стрелял метко, а остальных, которые все бежали, спас Иван, решительно отведя ствол винтовки в сторону.

— Ты чего?! — заорал командир.

— Бесполезно, — ответил Никонов. — Всех перестреляете — не остановятся. В сполохе они, очумели от страха. Бесполезно стрелять. Отдайте винтовку.

— Держи, — остыл Красуляк, протянул оружие Ивану, огляделся. — Мы с комиссаром отойдем, а вы нас прикройте. Тут не НП теперь, а тир, и мы в нем — мишени.

Дом горел весело, в траншее стало жарко. Никонов подумал: «Начальство-то мы прикрыли, они отошли, а самим теперь как выбираться? При таком освещении мы у немцев как на ладони. Прежним путем нам не уйти». Он понимал, что теперь надо применить какую-либо военную хитрость. Подозвал телефониста Поспеловского, тот только один и остался при нем, объяснил:

— Двинемся перебежками перед амбразурами, у самых домов. Проскочишь амбразуру — и сразу ложись. Желательно в яму.

Так и пошли. Подбирались к очередной амбразуре и, полусогнувшись, шмыгали мимо нее. Немец спохватится, даст очередь, а они уже далеко.

Пока Иван в кошки-мышки со смертью играл, мимо пулеметных стволов бегал, то думал с тоской: гранат бы! Хоть бы по одной покидать гансам, мандрилам нечесаным, в дырки. Но с гранатами дело обстояло худо. В большой они находились тогда нехватке, и трехгранный надежный штык подкрепить было нечем.

Так они с Поспеловским и преодолели всю линию обороны станции. Потом повернули налево и оказались у своих. Их привели в избу, где Никонов увидел собственного комполка, еще человек пять других командиров.

Вел с ними разговор представитель 2-й ударной, полковник Кравченко. Поначалу наорал на лейтенанта: «Кто такой?! Пошел отсюда!»

Красуляк вмешался:

— Мои люди, товарищ полковник. Никонов у меня завроде начштаба…

— Ладно, — махнул Кравченко, — пусть сидит. А вы все доложите, сколько у вас осталось людей.

Но тут он заметил, что один из командиров полков задремал.

— Спишь, сукин сын, на обсуждении боевых действий! — сорвался на крик представитель штарма. — Застрелю на месте!