Михаил Лыньков - Незабываемые дни

Был поздний час ночи, когда отряд Мирона Ивановича тронулся в путь.

Вел отряд Блещик. Он был инициатором этого похода. Блещик и другие товарищи отговорили Мирона Ивановича от участия в этой операции — налете на полицейский гарнизон соседнего района. И хотя ему самому хотелось возглавлять отряд, все в один голос очень мягко, но настойчиво просили его остаться на базе. Мирон Иванович не любил сидеть без дела и, взяв группу бойцов, отправился в близлежащие деревни поговорить с людьми о славных победах наших войск под Москвой.

Местечко, где стоял немецкий гарнизон, находилось километрах в десяти от лесного массива. Хорошая гравийка соединяла его с городком. В ближайших к местечку деревнях размещались полицейские посты. Немцы чувствовали себя здесь сравнительно спокойно, так как в течение зимних месяцев партизаны поблизости не показывались, если не считать несколько небольших инцидентов на гравийке, где по ночам порой исчезали немецкие машины. Чтобы избежать опасности, гитлеровцы перестали ездить по ночам, а днем отправлялись в путь только крупными, вооруженными до зубов группами.

В местечке размещались также местная комендатура, волостная полиция и эсэсовский отряд. Здесь раньше был совхоз. Теперь его превратили в государственное имение, в котором, кроме нескольких бывших рабочих, находилась большая группа военнопленных.

Когда отряд вышел из лесу, Блещик разделил его на три группы, которые пошли в обход попутных деревень с тем, чтобы незаметно подойти к цели с нескольких сторон. Часа за два до рассвета все группы уже были на намеченных рубежах и по условному сигналу атаковали местечко. Гитлеровцы были застигнуты врасплох. Они не успели даже занять доты, подготовленные на всякий случай, и, выбегая из хат чуть ли не в одном белье, в панике бросались наутек. Только в помещении школы да в нескольких совхозных домах они попытались оказать сопротивление, но оно было быстро сломлено. Услышав, что в разных концах местечка идет стрельба, фашисты подумали, что они попали в окружение крупных партизанских сил, и решили действовать по принципу: спасайся, кто может.

Гарнизон был полностью разгромлен. Часть гитлеровцев и полицаев попала в плен, часть была уничтожена во время перестрелки. Партизанам достались большие трофеи. Но Блещика сегодня интересовали не трофеи, не захваченные склады, не стадо откормленного скота на совхозном дворе. Все внимание его было приковано к зданию школы, под которым находился небольшой кирпичный подвал, превращенный эсэсовцами в тюрьму. Даже во время боя Блещик принимал все меры, чтобы не разрушить это здание. Было строго-настрого запрещено при захвате школы пускать в ход гранаты.

Двери в подвал оказались открыты. Никто оттуда не отозвался на голоса бойцов. Когда принесли фонарь и осветили вход, Блещик невольно отвернулся от представшего перед ним зрелища. На земляном полу лежали трупы людей: стариков, женщин, детей.

Среди трупов не оказалось тех, кого искали. От пленных полицаев узнали, что еще вчера из города приезжал какой-то гестаповец и после его приезда дети Мирона Ивановича и его сестра были вывезены вечером из подвала, расстреляны на кладбище и там похоронены. Комендант подтвердил слова полицаев.

Бойцы слушали показания полицаев, и лица их каменели, сухими, колючими становились глаза. Приговор был короткий: кровь за кровь!

Уже серело на востоке. Разбуженное местечко гудело, как потревоженный улей. Блещик послал людей за жителями окрестных деревень. Разбирали зерно из складов. Раздавали коров. От местечка потянулись груженые подводы. Маслобойню, стоявшую немного в стороне от местечка, подожгли. Раздавали освобожденным из плена красноармейцам одежду, найденную в комендатуре и на складе совхоза.

И хотя операция прошла успешно, почти без всяких потерь, если не считать нескольких раненых, люди возвращались невеселыми. Багровые отблески зарева выхватывали из утреннего сумрака хмурые лица. Не было того обычного оживления, душевного подъема, веселой переклички, крепких шуток, которыми сопровождалось возвращение после удачно проведенной операции. Артем Исакович, впервые участвовавший в боевом выступлении отряда, был до того захвачен своими мыслями, что даже не заметил Блещика, который пытался заговорить с ним. Тот повторил свой вопрос громче:

— Ну что вы скажете, доктор, на все это?

Тогда Артем Исакович повернулся к нему и ответил злобно, резко:

— Что вы у меня спрашиваете? Вы сами знаете, что тут можно сказать… Бить, бить и еще раз бить! Только тогда они поймут цену человеческой крови, цену жизни.

Он резко отвернулся и принялся так усердно протирать свои запотевшие очки, что Блещик решил его больше не тревожить.

Когда отряд вернулся в лагерь, Мирона Ивановича еще не было, он все еще ездил по деревням.

Приятно рассказывать хорошие новости и наблюдать, как в глазах исстрадавшихся людей начинают разгораться едва заметные сначала огоньки надежды, нечаянной радости. Хмурые лица постепенно проясняются. Люди сбрасывают с плеч тяжелую ношу неприглядной обыденщины, гнетущих дум. То здесь, то там слышится живое человеческое слово. Кто-то задает вопрос. Доносится веселое восклицание. Робкий смешок врывается в настороженную тишину. И вот загомонили, расходились. Каждый хочет высказать свою мысль, сделать замечание, внести резонное предложение. И уже идет в хате веселый разговор, через край переливается буйная радость, одно за другим возникают дельные предложения.

— Так сколько их там полегло под Москвой? — еще и еще раз переспрашивают люди, чтобы услышать о самом главном — о результате победы.

Когда узнают о тысячах и тысячах убитых фашистов, веселое оживление наполняет хату.

— Так им и надо! Знали, куда шли. Еще не то им будет!

— Будет, братцы, будет! — Улучив минуту, когда приутихли люди, Мирон Иванович продолжает:

— А помните, как хвастали фашисты? С одного маху думали дойти до самого Урала.

— А как же! — восклицает пожилой крестьянин. — Ты уж прости меня, Мирон Иванович, что немного тебя перебью. Еще на той неделе, когда у нас стояли эсэсы, так ихний офицер все доказывал нам, что России уже нет, что все наше войско разбито и в Москве никого не осталось. Вот брехун!

— Вот видите, вы сами слышали эту похвальбу. А вышло не по-ихнему. По-нашему вышло, как сказал наш отец Сталин. Теперь они уже бросили кричать про Москву, — кто им поверит? Да и у вас выхвалялись эсэсовцы, а их прогнали, однако. Кто прогнал? Да наши люди, партизаны. Одним словом, выходит, что не так уж страшен чорт, как его малюют. Помните, как сказал про фашистов Сталин?

— Помним, Мирон Иванович! Мы еще и те листовки припрятали со сталинским словом. Там эти фашисты расписаны как следует; еще сказал Сталин, что будет им гроза, дождутся они ее. И вот дождались.