Робин Мур - Зеленые береты

– Мы сможем продержаться еще одну, от силы две атаки. Если они бросят в наступление еще один батальон, лагерь не устоит.

– А что Трэйн? – спросил я.

– Он сейчас в бункере радиста, пытается связаться с базой и попросить их прислать помощь. Он уже переговорил с осветительными самолетами, чтобы те вызвали поддержку с воздуха. Эти чертовы вьетнамцы, видите ли, не летают по ночам. Ближайшая база наших истребителей в Сок Транге, а от нас до нее более ста пятидесяти миль.

Со стороны холмов, располагавшихся за пределами зоны, которую освещали наши самолеты С-27, донесся резкий, пронзительный сигнал полковой трубы, к которому тут же присоединились несколько других. Было похоже на то, что эти звуки изрядно напугали бойцов ударных групп, перегруппировавшихся на стенах лагеря. Появился сержант-медик Эбберсон.

– Сэр, – обратился он к Корни, – к работе с ранеными я подключил трех вьетнамских медиков, двух сестер и сержанта Хаймера. Амбулаторный пункт дважды попадал под обстрел, однако нам удалось погасить огонь. Если мы покинем Фан Чау, многие из них погибнут. Бергхольц и Родригес находятся в довольно тяжелом состоянии и далеко не пройдут.

Корни кивнул в знак понимания.

– Эбберсон, вы сами слышали звук труб, – сказал он. – Возможно, они блефуют, а возможно, действительно готовят к наступлению еще один батальон. Впрочем, скоро сами узнаем. Однако на тот случай, если лагерь все же падет, мы должны быть готовы к эвакуации через юго-восточные ворота. Таков приказ.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Эбберсон. – Я подготовлю медчасть.

– Вы не видели Шмельцера? – устало спросил капитан.

– Нет, сэр, – ответил сержант и удалился в сторону амбулаторного пункта.

Трубы зазвучали громче, словно приблизились к периметру лагеря.

– Останьтесь со мной, – сказал Корни, обращаясь ко мне, и пошел от стены в глубь лагеря.

На плацу он осмотрел сделанную из ствола дерева громадную стрелу, указывавшую на расположение позиций противника – сейчас она указывала на запад. По краям стрела была обложена канистрами с песком; установленные в них емкости с горящим мазутом и бензином неустанно чадили – в том случае, если подоспеет подмога с воздуха, летчики смогут по этой стреле определить, куда именно им следует сбрасывать свои бомбы. Мы с Корни прошли на наблюдательный пункт, располагавшийся над главным бункером. Вся команда А, за исключением Шмельцера, Трэйна, работавшего на рации Борста, Бергхольца, Родригеса и медиков, собралась вокруг бункера.

– Проходите внутрь, – скомандовал Корни. – По моей команде направляйтесь в сторону юго-восточных ворот. Борст передаст самолетам, чтобы те освещали только западную стену лагеря. Оказавшись за его пределами, мы двинемся на восток, к холмам, и упаси нас Бог нарваться на наших же старых друзей из ККК.

Предательское посвистывание приближающегося 60-миллиметрового минометного снаряда прервало командира. Люди быстро укрылись за надежными стенами глубокого главного бункера. Мы с Корни остались наверху.

– О, Бог мой, – простонал Корни. – Смотрите.

Все подходы к западу от лагеря, вплоть до самых холмов освещенные самолетами, внезапно заполнили черные фигуры солдат противника. На территории снова стали разрываться летающие мины, на фоне которых все так же отчетливо слышались звуки полковых труб. К Корни приблизился лейтенант Кау, во время стремительной контратаки раненный в лицо, руку и ногу.

– Сэр, – обратился вьетнамский лейтенант, – почти всех своих бойцов я разместил вдоль западной стены, тогда как остальные остались практически неприкрытыми. Какие будут новые указания?

– Вы и ваши люди проявили себя смелыми солдатами, – сказал Корни. – Где сейчас капитан Лан?

– По-прежнему в бункере. – Кау указал вниз под то место, на котором мы стояли.

– Моя рекомендация такова: изо всех сил, до последнего сопротивляйтесь наступлению вьетконговцев, а по ходу дела можете сказать пару слов своему Будде.

– Я католик, сэр.

– Ну, тогда Иисусу, – добавил Корни, отнюдь не желая обидеть вьетнамского воина. – И учтите, что американские военнослужащие получили приказ в случае падения лагеря покинуть его территорию.

– Ясно, сэр. Мы прикроем ваш отход. Для этого я оставлю в юго-восточном бункере полный расчет моих людей.

– Спасибо, Кау. Если нам всем удастся живыми выйти из этой заварухи, мы с подполковником Трэйном постараемся сделать все от нас зависящее, чтобы вы стали капитаном.

– Спасибо, сэр. Но лучше сделайте так, чтобы те, кто сидит в Сайгоне, не отдали меня под суд.

Кау козырнул и, несмотря на свои раны, проворно засеменил к западной стене, чтобы руководить финальной стадией обороны Фан Чау.

Глаза Корни повлажнели.

– Бог мой, после того как встречаешь такого человека, как Кау, начинаешь проклинать себя последними словами за все то недоброе, что ты сказал о вьетнамцах.

Наши минометы, огнем которых руководил стоявший на доселе не разрушенной башне вьетнамский сержант, последовательно пробивали бреши в рядах свежего вьетконговского батальона.

– Похоже на то, что им чертовски важно овладеть этим плацдармом, – пробормотал Корни. – Они уже потеряли два батальона и теперь посылают на смерть третий, лишь бы захватить лагерь.

Ударные отряды палили из всех своих безоткатных 57-миллиметровых и ракетных орудий, но черные орды продолжали подступать к лагерю, постепенно расходясь веером, словно намереваясь захватить не только западную, но также северную и южную стены. Пулемет палил трассирующими, однако они не обращали на него никакого внимания и неуклонно продвигались вперед.

– Значит, так тому и быть... – проговорил Корни.

Остающиеся пулеметы продолжали яростно палить по рядам вьетконговцев, тогда как минометы противника методично сокрушали позиции западного сектора лагеря.

Внезапно небо над головами разорвал оглушительный грохот, приближения которого мы все так ждали. Откуда ни возьмись появилась группа из шести истребителей Т-28, которые на бреющем полете прошли над нашим осажденным лагерем и открыли огонь из своих 50-миллиметровых пулеметов. И сразу же в рядах вражеского батальона появились целые просеки, заполненные мертвыми, изуродованными телами. Одновременно с этим в массе черных коммунистов вспыхнули очаги ослепительно белого огня – это взрывались падавшие с самолетов напалмовые бомбы.

Облаченные в черную форму фигуры вспыхивали, делали еще пару шагов, после чего буквально испепелялись. Живые факелы успевали разве лишь огласить окрестности своими предсмертными воплями. Напалмовые бомбы сорвали наступление. Т-28 резко перегруппировались, совершили круг и стали заходить для очередного смертоносного бомбометания.