Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

— Тебе показалось, — кричит Филек.

Цыра уже хочет согласиться, что ошибся, но стремительный порыв ветра приносит тот же самый звук. Потом он сразу же пропадает в массе других ночных звуков. Этот звук отличается от всех прочих. Он какой-то размеренный, механический…

— Слышишь?.. — взволнованно спрашивает Цыра.

Филек кивком соглашается. Это не ошибка: над липтальскими вырубками пролетел самолет.

Пролетел, но не улетел. Сделав круг, вернулся снова.

— Ищет… Мы должны дать ему знак, — старается перекричать шум ветра Цыра и бежит за сигнальным пистолетом.

— Погоди! А ты знаешь, кого он ищет?

Но Цыра машет рукой.

Дали желтую ракету. В небе сверкнула красная.

Цыра что-то закричал, но ветер унес его слова, и Филек видел только его открывающийся рот и слышал обрывки слов.

— … скорее… ребята… надо…

Гул моторов давно потонул в безграничном воздушном пространстве. Самолет улетел. Напрасно вглядывались в беспроглядную тьму.

— Там! — закричал вдруг Буковян и показал рукой в направлении горы Солиско.

Там в небе вспыхнула белая ракета. Стремительно взмыла вверх, потом в нерешительности остановилась, на мгновенье замерла в верхней точке своего головокружительного пути и ринулась вниз, так и не долетев до земли.

— Она поднялась с горы.

— Пошли туда!

Все зашагали к лесу на расстоянии нескольких метров друг от друга. Ежеминутно давали условные знаки и прислушивались. Но сильный ветер сбивал их с толку своим свистом, и они то и дело теряли друг друга.

Через какое-то время они наткнулись на два продолговатых тюка, искусно скрепленных деревянными рейками и стянутых кожаными ремнями. В тюках были автоматы, магнитные мины и взрывчатка. Тюки потащили к овражку. Охранять их оставили Помарыню. Остальные отправились прочесывать лес.

На рассвете ветер утих. Похолодало. Низко над лесом медленно ползли тяжелые тучи. Партизаны обошли ближайшие горы, облазили все обрывы и ущелья. Безрезультатно.

— Но ведь так не может быть! Не провалились же они сквозь землю!

В горах уже начало темнеть, когда Старыхфойту услышал стон. Он поднял голову и увидел на верхушке дерева парашют и человека.

Двое взобрались на дерево, чтобы обрезать стропы и освободить тело. К их удивлению, человеком, потерявшим сознание, оказалась женщина.

— Какая молоденькая! — вырвалось у кого-то из ребят.

Женщину перенесли в ближайший дом. Там в тепле она пришла в себя. Узнав, что находится в безопасности, успокоилась и рассказала об этом неожиданном прыжке.

Надя была санитаркой в парашютнодесантной группе из шести человек, которая должна была высадиться на Моравской возвышенности. Но то ли пилота сбила с толку эта ветреная ночь, то ли ракеты, но он высадил всех раньше, и они оказались на чужой территории.

До самого утра ребята с Вартовны искали остальных и все же нашли. С самолета они прыгали через определенные интервалы, и сильный ветер унес их далеко друг от друга — на Солиско, на Подседниску, а один упал даже возле затерявшегося в горах домика Гержички. Радист при падении сильно повредил себе ступню. Другой десантник порвал связки. Радиостанцию (радист отвязал ее от себя, потому что слишком стремительно падал вниз) нашли в самый последний момент.

Они сидели друг против друга у добела выскобленного стола в мастерской у Горнянчина: по одну сторону — Мурзин, по другую — Матей — и большими ножами резали хлеб и копченое сало. На токарном станке и на лавке сидели Петр Сибиряк, Павка Кривой, Костя и Трофим, который резал сало прямо у себя на ладони.

Ступеньки, ведущие к дверям, заскрипели. Вошел Янек Горнянчин.

— Светлана спрашивает, не нужно ли еще хлеба.

Костя хотел было сказать, что надо — для его поварской утробы еды никогда не хватало, — но, увидев, что остальные промолчали, удержался.

Все ели молча.

После нескольких минут тягостного молчания Мурзин, продолжая прерванный разговор, сказал:

— Так как же договоримся?

Матей сосредоточенно отрезал большой кусок сала, насадил его на нож и сунул в рот. Жуя, пробормотал:

— Как сказал: вы должны нам подчиняться!

В черных глазах Мурзина вспыхнули злые огоньки. Склонившись над столом, он стремительным движением воткнул нож в стол.

— Мы должны подчиниться вам? Мы — бригада?

— Какая вы бригада, — разозлился Матей и тоже воткнул свой нож в стол. — Рассыпалась ваша бригада. Сами не знаете, сколько вас есть…

Мурзин вытащил нож и воткнул его посреди стола, поближе к Матею.

— Мы не трезвоним о своих силах. Матей тоже воткнул свой нож посредине.

— А может, нас под Вартовной побольше!

Горнянчин перевел взгляд на Петра: так командиры, неровен час, еще сцепятся друг с другом. Может быть, имеет смысл вмешаться в разговор.

Петр понял, наклонился к нему и сказал:

— Это ничего, уладится!

Горнянчин скептически покачал головой: нет, партизаны так не улаживают свои дела!

Вспыльчивый Мурзин ударил ладонью по столу так, что нож Матея свалился.

— Меня послали в этот район с заданием, я получаю приказы командования фронта! — сказал он решительно. — Поэтому никому подчиняться не стану.

Лицо Матея побагровело. Рука потянулась к карману. В ту же секунду в руке у Павки Кривого, который сидел за ним, вместо хлеба оказался пистолет, — вероятно, он испугался, как бы командиры не перестреляли друг друга. Но Петр спокойно опустил его руку вниз и успокаивающе улыбнулся. Матей ничего этого не видел. Он достал из кармана носовой платок и принялся вытирать засаленные пальцы. Медленно, один за другим, чтобы иметь время подумать.

Матей переживал мучительные минуты. Ничем больше не мог бы уколоть его Мурзин, чем только что сказанными словами — его, Мурзина, послали сюда со специальным заданием, он же, Матей, просто бежал из плена и случайно стал партизаном.

В конце концов в спор вмешался Петр Сибиряк.

— Нам нужно объединить силы, — сказал он. — Бригада не погибла. Она должна возродиться.

Эстержак передал Горнянчину, чтобы он тотчас же зашел к ним. Есть, мол, неотложное дело.

Эстержак поджидал его на крыльце, покуривал сигарету, но, увидев Горнянчина, сразу погасил ее в бочке под желобом. Лицо у него было измученное.

Вошли в кухню. В горницу Эстержак гостя не звал.

— Что ты от меня хочешь? — сразу вдруг спросил его Горнянчин, снимая кожушок и шапку.

Эстержак был явно смущен: неизвестно зачем переставлял с места на место горшки на плите.

— Вот какое дело, Янек… Ума не приложу, как мне быть… С нашей Мартой плохо…

— С Мартой?!

Горнянчину трудно было представить себе ее иной, чем он ее всегда видел: крепкая молодая женщина, пышущая здоровьем. В последнее время она прямо-таки расцвела — пополнела, была веселой, улыбалась даже вызывающе. И хотя Янек злился на Тимку Матея за то, что он путался с ней, не удивлялся этому — уж больно хороша была Марта.