Николай Сташек - Через все испытания

Горновой подошел к столу первым и попросил, чтобы его направили в военно-морское училище.

Возвратившись в общежитие, Миша увидел на койке письмо от Сурмина. «У нас — происшествие, — сообщил Николай, — Две собаки, которые охраняли бригаду, весной отрыли из сырой земли… Земскова. Появились следователи, в короткий срок все вокруг было перепахано. На комбинезоне, упрятанном в скирде, обнаружили пятна крови той же группы, что и у Земскова. А хозяином комбинезона оказался Рябцов. Тут и пошло. Вслед за Рябцовым подцепили совхозного кадровика. На суде он был уже не Уховым, а беляком Жерновым. Земскова по заданию Жернового убили Рябцов и Штахель. Немца пока не сыскали. В их же компании находился главный агроном и двое из бухгалтерии. Все они входили в какой-то центр. Что-то подобное раскрыли и в совхозе «Зарница». Говорят, что главная их программа заключалась в том, чтобы возбуждать у людей недовольство Советской властью, подстрекать к бунтам. Вот какие пироги. Пиши, как с учебой, не болит ли печенка. Если что надо — скажи, сообща поможем. Думаю в следующем году тоже податься на учебу, в автомеханический техникум. Но не исключается и более счастливый вариант. Были здесь у нас военные, предлагают добровольцами в командирские школы. У меня не было всех документов. Послал запрос. Пришлют, попрошусь в танкисты. Ты, Мишка, понимаешь? Танк — и Сурмин за рычагами! Во сила! Будь здоров, черкани. Не забывай о дружбе, если даже завел там себе дивчину».

Проработав в кочегарке около четырех лет, Штахель стал в коллективе своим человеком. По настоянию начпрода ударнику Гурьеву в канун годовщины Октября под аплодисменты переполненного зала вручили премию — отрез на костюм.

Штахель распрямил плечи, и казалось ему, что все хвосты отрублены. Как-то вечером подобрал на пляже газету и, прочитав статью о том, как Гитлер после мюнхенского сговора подминает Европу, почувствовал пробуждение в себе дремавшего зверя. «Вон как Адольф ими заправляет! Эти даладье да Чемберлены стоят перед ним навытяжку. Даже Муссолини, патриарх фашизма, и тот ходит на задних лапках, как натренированный щенок. Но ведь и в моих жилах течет кровь арийца».

Вспомнилось, как отец рычал на мать за то, что она становилась все больше похожей на хохлушек. «Ты должна быть на три головы выше всех их вместе взятых!» — кричал он. С Куртом говорил только на немецком, часто поправляя произношение, напоминая, что его язык должен быть строг, отрывист, как язык повелителя. Иногда говорил спокойно: «Переправить бы тебя в фатерланд. Да и бездетная тетушка, глядишь, скоро скончается. Не упускать же ее миллионы».

Заслужив доверие начальства, Штахель зачастил в город, кинотеатры, однажды его видели с девицей в одном из ресторанчиков Лонжерона. Такое разгульное поведение «племянничка» пришлось «дяде Васе» не по душе:

— В петлю захотел? Думаешь, упрятаться за отрезик? Продери глаза, оглянись вокруг. Аль слепой, не видишь, что творится на земле? — Сбавив тон, продолжал: — Вечером поедешь на Слободку, покажешься нужному человеку. Заберешь что даст — и назад. Тут упрячем. Запомни: Полевая, три. Рядом с баней. Там тебя встретит лысый. Спросишь: «Где тут у вас печник?» Если ответит: «Помер в прошлом годе», — скажешь: «От Мельника». Принесешь чемодан и зароешь вон там, в углу. Да поглубже. Предупреждаю: не вздумай где-нибудь задерживаться! Задание совершенно секретное. А сейчас выйдем покурим — душно тут, горло сжимает.

Поднялись наверх, вольготно развалились на широкой садовой скамейке, прочно вросшей чугунными ножками в землю под ветвистым каштаном.

— В газетки-то заглядываешь? — спросил «садовник».

— Бывает.

— На, погляди. — Васька вынул из кармана сложенную в несколько раз газету, развернул. — Подписали договор с Гитлером.

— На досуге прочитаю. — Широко зевая, Штахель сунул газету в отвислый карман.

Поездка на Слободку заняла чуть ли не четыре часа. Задание Штахель выполнил что называется образцово. Зарыл чемодан, как было сказано Васькой, и повалился в постель. Тяжело вздохнул, выругался:

— Придумал прогулочку — тащить через весь город три пуда. Что в этом тяжеленном опломбированном чемодана со стандартным коричневым чехлом? — терзался он. Стало страшновато.

Уснул Штахель только к утру и топку вовремя не разжег.

Разбудил его свирепый стук в дверь.

— Что приперлась? — грубо спросил Курт, увидев на пороге повариху Нюрку.

— А ты что дрыхнешь? В топку прикажешь самой лезть?

Штахель схватил будильник, потряс.

— Экий дьявол! Проспал.

Он взвалил корзину и поспешил наверх.

После завтрака припожаловал Васька. Штахель, подгребая уголь, делал вид, что не заметил «шефа».

— Ты где болтался с чемоданом? — спросил он.

«Нюрка засекла, — подумал он, — или еще кто-то шпионит». А вслух признался: по пути к знакомой заскочил.

— Больше предупреждать не буду, — пригрозил «садовник». — Понял? А к чемодану без моей команды не прикасайся.

В Севастополь Горновой прибыл шестого ноября и в тот же день предстал перед старшиной учебного дивизиона пограничного морского отряда Богуном. Широкоплечий, обожженный жаркими ветрами южанин, ветеран гражданской войны, он оказался его первым воинским начальником. Измерив Мишу неторопливым взглядом, словно проверяя его на прочность, Богун жестко произнес:

— Запомни, хлопец, теперь я твой отец, судья и самая верховная власть. И еще одно намотай на ус — не спеши соваться с вопросами. Язык не распускай. Для балачек у нас времени нет. А вот то, что на груди значки, хорошо. В дружбе с Осоавиахимом был? Молодчина!

Пройдя полную санитарную обработку в бане и облачившись в жесткую льняную робу, Миша сразу же попал в просторный вестибюль матросского клуба. Через несколько минут должно было начаться торжественное собрание по случаю восемнадцатой годовщины Октября. Взглянув в зеркало, не узнал себя. На него смотрел угловатый юноша в грубом обмундировании и неуклюже нахлобученной бескозырке. «Ну и моряк. Такого бы на бахчу, пугать ворон», — улыбнулся Миша.

Слушая доклад, Горновой украдкой посматривал на ребят. Какие они вез одинаковые в форме, жизнерадостные, крепкие. Пройдет немного времени, и он подружится с ними, заживет одной семьей.

Увлеченный учебой, Михаил не заметил, как промелькнули первые три месяца службы. За это время он убедился, что старшина очень строг, но всегда справедлив в этой своей непримиримой строгости. Да, малейшие попытки подчиненного вступить в пререкание пресекает беспощадно. На физзарядке никому спуска не дает. Но наряду с жесткой требовательностью постоянно заботится о курсантах, печется, чтобы они были сыты, одеты, обуты и здоровы. За стол садится после того, как накормит людей, на утреннем осмотре проверит у каждого все до последнего гвоздя в каблуке.