Николай Сташек - Через все испытания

— Плохо Людмиле Антоновне… Умирает…

Не помня себя, Горновой вбежал в хирургическое отделение.

Люся, вытянувшись, лежала на операционном столе. Михаил Романович подхватил ее на руки. И только опустившись на топчан, заметил молча стоявших врачей и сестер.

— Люся! Что же ты? Люся! — повторял он срывающимся голосом.

И не услышал, а по еле уловимому движению побледневших губ ее понял последние слова:

— Все-таки я те-е-бя наш-ла-а…

Кто-то бережно взял из его рук Люсю, положил на операционный стол, накрыл белой простыней.

Чья-то ладонь, чуть прикасаясь, гладила его поникшую спину.

Еле слышный незнакомый женский голос тщетно пытался найти слова утешения. Кто-то прошептал: «Какая красавица была». Он услышал эти слова. И увидел свою Люсю. Из тех далеких лет юная, веселая, полная счастья, она бежала ему навстречу по широкому зеленому полю, и на ветру тугим спелым колосом трепетала ее коса.

После окончания войны дивизия Горнового не попала под расформирование. Как одну из лучших, ее оставили в Группе советских войск в Германии.

Укомплектованная до штата личным составом, вооружением и всеми видами боевой техники, она была передислоцирована на юг, в Тюрингию, где и разместилась в отведенных для ее частей военных городках. Началась мирная жизнь. И хотя устройство войск, создание нормальных бытовых условий и организация боевой учебы отнимали у офицеров много сил и времени, эти внутренние вопросы решались сравнительно успешно. Сложнее было другое: военные руководители, в том числе командиры соединений и частей, не могли ограничиваться только заботами о войсках. Они были обязаны оказать помощь только что созданным органам власти и установить прочные дружеские взаимоотношения с местным населением, где на первых порах возникало множество сложных, а часто и весьма деликатных вопросов, о которых не упоминалось ни в одной директиве. И все-таки обстановка была такой, что о боевой готовности забывать не приходилось. Молодой генерал большую часть времени проводил в гарнизонах, пешком промерил все полигоны и полковые стрельбища, на исполосованном оврагами взгорье определил место для танкодрома, наметил трассу для автомобилистов, спланировал состязания рот и батарей.

Неожиданно его вызвал командарм, улыбаясь в усы, протянул шифровку.

Прочитав, Горновой недоуменно поднял глаза, не зная, как себя вести.

— Что смотришь? Академия Генерального штаба. Разве не радость?

— От всей души благодарю вас, товарищ командующий.

— Поезжай в дивизию, завершай самое неотложное. Вопрос о назначении преемника решит Москва.

Двоякое чувство овладело Горновым. Он был безгранично рад направлению на учебу. Но сердце, так и не переставшее болеть после гибели Люси, теперь, казалось, закровоточило. Он думал о ней, как о живой: «Милая. Оставить тебя одну на чужбине…»

Возвратившись в дивизию, Горновой поспешил в полки, постарался сделать как можно больше, чтобы с достоинством представить каждую свою воинскую часть новому комдиву.

Судьба обрушила на него еще один удар. Получил срочную телеграмму: «Серафима Филатовна умерла похороны среду тетя Паша».

Озноб пробежал по спине, тело, налившись свинцом, отяжелело.

«Не выдержала, бедняжка», — подумал Михаил, чувствуя, как спазм сжимает горло. О случившемся доложил командарму и в тот же день получил разрешение убыть в Одессу.

Наспех простившись с сослуживцами, Горновой выехал среди ночи на аэродром, чтобы до отлета побывать на кладбище.

Автострада была свободна, и трофейный оппель, жадно всасывая родниковой свежести воздух, мчался так быстро, что спустя три часа достиг окраины Потсдама.

Там, развернувшись, пошел на запад. «Теперь долго приехать не доведется», — с грустью думал Михаил Романович, заметив издали аккуратный квадрат березовой рощицы с вытянувшимся из листвы бледно-серым мечом — памятником советским воинам.

Дорогую могилу Горновой не навещал больше месяца. Холмик заметно опустился, а высаженные по весне цветы буйно разрослись. Светлая березка, посаженная в изголовье сразу после похорон, под легким ветром кланялась погибшей почти до земли.

Мамалыга — крутая каша из кукурузном муки или мелкой крупы.

Все готово (нем.).

МЭП — малозаметные проволочные заграждения.

Он ранен (нем.).

ПЗО — подвижный заградительный огонь.

Совершенно верно (нем.).