Вальтер Треммин - ТАЙНА „ХОРНСРИФА

После Иокогамы и появления Фишеля на «Хорнсрифе» доктор Бек потерял покой.

* * *

Старший штурман Лангнер посмотрел на часы. Ровно шесть ноль-ноль. Прозвучала дудка боцмана— «Подъем!». Судно сразу ожило.

Лангнер добродушно посмеивался, наблюдая, как эти «сухопутные крысы» — геологи выползают на палубу, а затем снова быстро исчезают в своих каютах. Забавно выглядит штатский, непривычный к морской жизни, с опаской и неуверенно передвигающийся по палубе. У них своя жизнь. Целый день занимаются своими камнями, делают какие-то записи. Однажды вестовой, относивший геологам обед, рассказал Лангнеру об их таинственных занятиях.

На койках геологов лежат ящики, полные камней. Каждый из них зарегистрирован, изучен, и на нем наклеен номер. На столах расставлена картотека и какие-то приборы, похожие на микроскопы. Из разговоров с геологами Хенце узнал, что эти камни, содержащие железо, медь и другие металлы, очень нужны для победы в войне.

Хенце рассказал об этом старшему штурману и другим членам команды «под большим секретом». Через несколько дней моряки уже знали, чем занимались их пассажиры в Японии. С этого момента к геологам стали относиться на корабле с большим уважением.

В этот день вахтенным унтер-офицером был Кунерт, коренастый, широкоплечий парень лет тридцати. Матросы называли его не по фамилии, а просто — Берлинец. Он действительно родился в столице Германии. Несмотря на требовательность к своим подчиненным, Кунерт пользовался у них большой любовью.

Сейчас он старался расшевелить, подбодрить людей. За несколько минут палуба стала похожа на муравейник. На первый взгляд казалось, что матросы беспорядочно снуют взад и вперед. Но такое впечатление ошибочно, ибо жизнь моряков на корабле на самом деле протекает по определенным, строгим законам.

Старший штурман проверил, как несут службу вахтенные на ходовом мостике, заглянул на ют и поинтересовался, как дела у наблюдателя в «вороньем гнезде». Вахтенные ни на минуту не должны ослаблять своего внимания. Рано утром командир приказал перейти на повышенную готовность, так как погода в этот день обещала быть чудесной. Кто знает, не повторится ли случай, происшедший прошлой ночью.

Пока, к счастью, ничего не случилось. Но еще неизвестно, какой сюрприз могут преподнести англичане. Может быть, они и вправду приняли «Хорнсриф» за свое судно. Ведь он когда-то принадлежал английской пароходной компании и даже сейчас по внешнему виду ничем не отличался от своих двадцати трех собратьев того же акционерного общества. Но, если британское адмиралтейство все же пронюхало про выход в море немецкого судна и знает его курс — а это вполне вероятно, — тогда не исключена возможность, что на крейсере возникли подозрения о смене хозяев «Хорнсрифа». Во всяком случае, встреча с англичанами прошлой ночью не доставила командиру особого удовольствия. Его зоркие глаза внимательно осматривали море и небо. Каждую минуту он ожидал появления перископа подводной лодки или самолета.

Вскоре после восхода солнца Шюттенстрем поднялся к Лангнеру на мостик, чтобы вместе обсудить обстановку.

— Мы действительно всего-навсего обычный транспорт, а не боевой корабль, — говорил в раздумье Шюттенстрем. — Наше морское командование смотрит на «Хорнсриф», как на пасынка. Чтобы не стыдно было появляться в портах, его подчистили, подкрасили немного и все. Если бы нас оснастили по-настоящему, например радиолокатором и другими современными навигационными средствами, тогда бы с нами вряд ли что-нибудь случилось. А теперь… Впрочем, поговорим лучше о чем-нибудь другом.

Все это Шюттенстрем произнес негромко, не спеша, как бы разговаривая сам с собою.

Командир «Хорнсрифа» любил иногда поделиться своим мнением с присутствующими. Однако он хорошо знал, с кем можно поделиться своими мыслями.

Лангнер, как говорится, прекрасно ужился со Стариком. Он, Кунерт и некоторые другие, в том числе и Шмальфельд, принадлежали к старому составу команды «Хорнсрифа». Между ними и командиром, несмотря на различия в характере и возрасте, установились хорошие, товарищеские отношения.

Шюттенстрем, стоя перед умывальником в своей каюте, брился, когда в дверь постучали. Не ожидая ответа, вошел вестовой Хенце с завтраком на подносе:

— Доброе утро, господин капитан-лейтенант! Ваш завтрак.

— Доброе утро, Хенце. Спасибо, поставь.

Хенце очень нравилось, когда Старик обращался к нему на «ты». Это означало, что у командира хорошее настроение. Некоторое время в каюте стояла тишина, изредка нарушаемая лишь позвякиванием посуды, которую расставлял вестовой.

— Что нового, Хенце?

— Ничего особенного, господин капитан-лейтенант, — Хенце замялся. — Только… капитан- лейтенант Фишель просит разрешения срочно поговорить с вами.

— Что у него там? Сейчас, до подъема? — недовольно буркнул Шюттенстрем, вытираясь мохнатым полотенцем. — Передайте, пусть зайдет минут через десять. Принесите тогда уж и вторую чашку.

Старик не мог, конечно, высказать Хенце свое недовольство, хотя ему и хотелось сделать это. Но вестовой прекрасно все понял и со словами «слушаюсь, командир» вышел из каюты. Словом «командир» в определенных случаях пользовались матросы на судне при обращении к Шюттенстрему. На лице Старика появилась улыбка: хорошие все же ребята на «Хорнсрифе»! Но визит Фишеля в такой ранний час был ему не по душе.

Шюттенстрем уже сел за стол, когда в дверях появился старший помощник:

— Доброе утро, господин капитан-лейтенант! Надеюсь, хорошо отдохнули?

— Здравствуйте, господин Фишель, садитесь, пожалуйста. Как говорится, утренний час дарит золотом нас. Но у вас, должен сказать, не очень-то сияющее лицо. Что-нибудь случилось?

Снова начался разговор, уже не раз происходивший между Шюттенстремом и Фишелем и касавшийся порядков, уже давно установленных на судне. Старший помощник полагал, что дух, царящий на «Хорнсрифе», не соответствует немецким военно-морским традициям и требованиям воинской дисциплины. Но Фишелю никогда не удавалось настоять на своем: Шюттенстрем имел собственную определенную точку зрения на авторитет командира и послушание подчиненных. Однако старший помощник не сдавался, надеясь установить на «Хорнсрифе» свои порядки. На этот раз Фишель заговорил о Кунерте.

— Сегодня утром, после подъема, я наблюдал за действиями старшего унтер-офицера Кунерта, — начал Фишель.

— Кунерта? — лицо Шюттенстрема помрачнело. — Какие претензии у вас к нему?

Старший помощник ухмыльнулся.

— Господин Шюттенстрем, — Фишель полагал, что наедине с командиром он может позволить себе такое обращение. Ведь не так давно он и сам командовал судном, да и чины у них равные. — Господин Шюттенстрем, я позволю себе заметить, что Кунерт несколько утратил качества, необходимые унтер-офицеру.