Андрей Кучкин - Семи смертям не бывать

— Денек-другой поживешь у меня, — говорил Никодим Петрович, — отдохнешь, отоспишься и — обратно. Только вот что, парень. — Старик почесал ногтем указательного пальца переносицу, помолчал. — Будешь сидеть в той темной комнатке, и оттуда ни шагу. Не дай бог, увидит кто. Тут, понимаешь, какая карусель… Следят за мной, вьются вокруг дома какие-то хлюсты, прямо в окна вчера заглядывали. Тебя-то никто не видел, как ты пришел?

— Да нет, кажется, никто.

— Ну, бог даст, обойдется. Только неспроста-то вьются. Задерживаться тебе здесь не следует. Составим ответ Чевереву — и езжай назад.

Старик попивал из блюдца чай, подливал Данилке, утирал платком испарину со лба.

В этот вечер старик рассказал Данилке о двух своих сыновьях, покинувших Уфу вместе с красными. С тех пор о них ни слуху ни духу. Живы они или нет? Если живы — обязательно воюют где-то. Ребята боевые, отсиживаться в тихом углу не будут. Очевидно, старик надеялся, что человек, пришедший оттуда, где должны быть сейчас его сыновья, знает их. Он описывал их внешность и выжидательно смотрел на Данилку. Нет, как ни напрягал Данилка память, не мог припомнить, встречал ли он сыновей старика.

Весь следующий день Данилка не выходил из комнаты. А поздно вечером, когда, потушив свет, старик и Данилка укладывались спать, кто-то тихо постучал три раза в окно кухни. Старик пошел отпирать дверь и вернулся с высоким человеком. Пока зажигали лампу, пришелец топтался нетерпеливо у стола. Комната осветилась, и Данилка увидел молодое широкое лицо с выступающими скулами и раскосые темные глаза, сразу же впившиеся в него. Крепко пожав руку Данилке, парень спросил:

— Ты-то и есть Чирков? Тут о тебе рассказывают такое! Думал, богатыря увижу, плечи — во, руки — во, — парень показал, какие именно плечи и руки, он полагал, должен иметь

Данилка, и рассмеялся. — А ты, оказывается, и в форточку пролезешь, если сильно приспичит, а? Ай, молодец, молодец!

Непонятно было, к чему относится эта похвала: то ли к тому, что он знал уже о разведчике, то ли к тому, что сейчас увидел. Но это не имело значения. Данилка, любивший веселых, шумных людей, сразу же почувствовал симпатию к парню. Через несколько минут они сидели рядом на кровати в маленькой комнате, куда попросил их перейти Никодим Петрович. Старик перенес сюда лампу, плотно прикрыл дверь.

— Ведь сказано было не ходить ко мне. На примете я — это тебе известно?

— Знаю, знаю. Тебе просили передать: заколачивай дом, на время перейдешь ко мне. У меня пока все в порядке. Чисто. Поживешь у меня.

Парень быстро повернулся к Чиркову, вынул из внутреннего кармана пиджака письмо:

— А это отдашь Чевереву. Лично. В руки. Тут все сведения, которые просил штаб. Чеверев переправит кому нужно. Ну, желаю счастливо добраться. Завтра пораньше и отправляйся. Тут задерживаться нельзя — засекли нашего старика. — Секунду подумав, он спросил — Может, сейчас ко мне пойдем ночевать? Недалеко.

— Ладно, не шуми. Тут переночуем, а завтра видно будет, — сказал старик.

Парень быстро попрощался, до боли сжал Данилке руку и, чуть не опрокинув на ходу лампу, вышел.

Данилка тут же спрятал письмо в подметку, накрепко завинтил шурупы. Засыпая, он слышал, как за стеной кряхтит и что-то бормочет Никодим Петрович.

Спал он неспокойно, ворочался, просыпался, выходил в соседнюю комнату посмотреть, не рассвело ли. Под утро заснул крепко и открыл глаза от света, ударившего в лицо. Дверь в соседнюю комнату была распахнута. Данилка вскочил с кровати и увидел Никодима Петровича, стоявшего над ним. Старик строго смотрел на Данилку.

— Не хотел тебя будить, думал, пусть выспится парень перед дорогой. Да нехорошо у меня. Одевайся живее.

Пока Данилка натягивал сапоги, старик рассказал ему, что сейчас к дому подходил какой-то хлюст, что-то вынюхивал, стучался в дверь, да он не открыл. Следил за ним через окно. Тот потоптался и ушел. Но не верится, чтобы надолго.

Он сунул Данилке кусок хлеба, завернутый в бумагу:

— Вот, возьми, поешь потом. А сейчас иди!

— А вы как же, Никодим Петрович? Оставаться и вам нельзя.

— Иди, иди, некогда разговаривать. Ну, будь здоров. С богом!

Старик вывел Данилку на крыльцо и наскоро объяснил, как выбраться задами на соседнюю улицу. Данилка прошел между ульями, стоявшими в строгом порядке на пасеке возле дома, и скрылся в кустах сирени, огораживающей участок старика. Перед ним были огороды, через которые он должен был пройти. Он оглянулся. Никодима Петровича на крыльце уже не было, а к дому подходили трое — впереди развинченной походкой быстро шел какой-то молодой человек, а за ним едва поспевали два солдата. Чирков видел, как они поднялись на крыльцо и солдат кулаком забарабанил в дверь.

«Эх, пропал старик», — с досадой и закипавшей в душе злобой подумал Данилка. Солдат барабанил кулаками в дверь. Пробираясь через кусты, удаляясь от дома, Данилка слышал этот стук.

Долго потом Данилка вспоминал Никодима Петровича, пытался разными окольными путями узнать что-либо о нем, но никто ничего о старике не знал. Известно было только, что белые арестовали и замучили многих уфимских большевиков-подпольщиков. Вряд ли и старик остался цел.

Через некоторое время, попав в Уфу, Чирков первым делом отправился на тихую улицу, где стоял дом с пасекой. Когда он был здесь в прошлый раз, во дворе цвели цветы, глянцевито блестела под солнцем зелень. Сейчас он увидел через низкий заборчик оголенные кусты сирени — осенний ветер сбил листву. По всему двору валялись ульи, рассохшиеся, грязные. Какой-то незнакомый человек озабоченно ходил между ними, пиная то один, то другой ногой и, выбрав наконец подходящий, стал сноровисто раскалывать его топором на дрова.

Чирков, поколебавшись, — он понимал, что лучше не делать этого, — все же крикнул через забор:

— Эй, друг-приятель!

Человек, оторвавшись от своего занятия, хмуро посмотрел на него:

— Что нужно?

— Тут один старичок жил, медом торговал…

— Ну, жил…

Острые глаза из-под кустистых бровей внимательно ощупывали Данилку.

— А ты что — родственник ему или как?

— Какой родственник! Медку хотел купить. А вы медом не торгуете?

Человек, ничего не ответив, повернулся круглой полной спиной к Данилке, снова замахал топором.

Да, видно, не миновал Никодим Петрович подвалов белой контрразведки. Не думал в эту минуту Данилка, что и ему вскоре придется побывать там.

…С горных вершин Урала в уфимскую долину спускались партизаны, или, как их называли в народе, красные орлы. Недаром они заслужили высокую честь называться так. Бесстрашные бойцы — рабочие южноуральских заводов и казачья беднота из Оренбургских степей — прошли тысячи верст с боями, отразили бесчисленные атаки белых, сплотившись в крепкое, как сталь, ядро.