Канта Ибрагимов - Учитель истории

Со стороны гухойцев родственники Абзу, тоже глубокие уважаемые старцы. И все же это не удовлетворяет; по чьей-то подсказке попросили и Малхаза поприсутствовать на разборе.

Приезжий, видимо очень авторитетный старик с красивой убеленной бородкой, повел витиеватые разговоры издалека со ссылками на Коран, на разные джейны [34] Джейн (арабск.) — книга . Его поддержал другой, говорил, что это, конечно, горе, но по сравнению с другими — терпимо; вон, у того-то трех не стало, в другом месте — пятерых, а есть случаи и семи одновременно; как-никак — война с неверными, газават, убиенный сразу попадает в рай, и вокруг него шестьдесят две гурии.

— Шестьдесят семь, — поправляет старик с белой бородкой.

— ОстопираллахI, остопираллахI, остопираллахI [35] ОстопираллахI (арабск.) — прости Бог , вот это да, даже шестьдесят семь! Теперь ты, Абзу, безбоязненно можешь помирать — тебе тоже рай вселенский обеспечен.

— Да-а, вот так, через страдания земные — только можно попасть в рай.

— Абзу! Мы верим и знаем, что ты истинный верующий, веришь в Бога, и как знаешь, все предписано им, им определена наша судьба, от нее никуда не уйдешь.

— Да-а, все предначертано, а мы просто исполняем это предписание, и никуда от этого не денемся. Так что смирись, терпи, и все и всех прости.

— Да, только так должен поступать истинно верующий. Месть — это дико, это не по-Божески, и вообще, достаточно и того, сколько нас нечестивые мучают, убивают, чтобы мы хотя бы друг друга поберегли, простили, согласились с Божьей карой.

— Абзу, ты очень благородный, всеми почитаемый, всем известный мужчина; ну что поделаешь, случилось — прости всех, прости, как велел нам Всевышний.

— Прости, прости, — хором.

— Погодите, — наконец не сдержался Малхаз. — Как это простить? Совершено серьезное преступление, и вы просите безнаказанно оставить виновного, чтобы и другие могли устраивать вакханалию. Да как вам не стыдно это просить? Как вам не совестно такого мерзавца защищать, за него молвить слово. В конце концов, он был пьяным за рулем, это по-Божески, по-мусульмански?

— Кто это? — перебил старик с белой бородкой, ему на ухо стали шептать. — Ага. Понял... Так, ты, молодой человек — ты не родственник Абзу, даже не одного тейпа, ты к чир [36] Чир (чеченск.) — кровная месть отношения не имеешь, так что тебе здесь делать нечего, ты сеешь еще одно зло.

— Во-первых, я не зло сею, а требую справедливого наказания, а во-вторых, я односельчанин и имею больше прав быть здесь, нежели вы.

— У-у-у! — загудела комната.

— Тихо! — постановил самый старший. — Нас для таких дел определило общество, а наказание будет по шариату справедливым... И если ты не покинешь этот дом, мы уедем, и начнется хаос кровной вражды.

Шамсадова попросили быстро убраться, и позже он узнал, что все «улеглось»; Абзу всех к себе допускает, значит, прощает. Виновный будет строго наказан — на три года изгнали из родового села (а в этом селе он никогда и не жил, и не собирается жить), и самое главное, по древнему писанию, обязан поставить отцу погибшего сто верблюдов. Верблюдов в Гухой мало кто видел, только в депортации в Казахстане, да и зачем Абзу сто верблюдов в горах. Кто-то умный подсказал, можно процесс осовременить — приравняли одного верблюда к другому вьючному животному — ишаку, умножив на два; получилась внушительная сумма — полмиллиона рублей, и ее конвертировали — семнадцать тысяч долларов. Оказалось, виновные — нищие, и «мерседес» не их, а друга, в итоге сошлись на десяти тысячах. Сам Абзу в этом торге не участвует, ему не до этого, и ни до чего. И вновь его старцы посещают. И вроде кто-то слышал:

— Разве можно за деньги сына выторговывать, некрасиво это ни перед Богом, ни перед людьми, а что сам сын с того света подумает — отец продал?

— Не хочу, ничего не хочу, не продаю, никого видеть не хочу, вон! — заорал несчастный отец, и это приезжие очень одобрили, восхвалили, поблагодарили.

А как итог, был день прощения — да приезжих просить за виновного было больше, чем жителей Гухой. Прочитали молитвы, заповеди, обнял Абзу всех гостей, и убийцу сына тоже — всех простил, сразу же скрылся в доме, плохо ему стало.

Только к вечеру Абзу узнал: все-таки пострадали виновные — большого быка, мешок муки и мешок сахара у соседей вывалили.

— Вон, все вон! Все вон отсюда! — стал кричать Абзу.

Делать нечего, надо дары вернуть. И недолго думая, сельчане поручили это Малхазу.

Через день поехал Шамсадов в Грозный возвращать все. Зашел он во двор, его никто не знает, да он кое-кого узнает — музыка как ни в чем не бывало играет, под навесом плотно кушают, двор детьми кишит, а преступник возле разбитого «мерседеса» озабоченно ходит, два мастера уже рихтуют лимузин.

Вернулся возмущенный Шамсадов в Гухой, поделился увиденным с Бозаевой.

— Нет, так это оставить нельзя, ведь какой-то суд, какая-то власть должны быть?! Поехали со мной в Грозный, давай хоть как-то привлечем к ответу негодяя. Ведь мы-то с тобой образованные люди, — настаивает директор сельской школы. — Не то нас всех передавят эти изверги!

Милиция Ленинского района города Грозного, где произошло происшествие, вроде есть, но не функционирует; при этом режиме милиция никто — немые статисты. Конечно, все понимают, что такое положение дел долго продолжаться не может, когда-нибудь наведут порядок, и поэтому, по возможности, до лучших времен просто регистрируют каждое правонарушение. Однако этого ДТП уже нет, и простой работник милиции, знакомый Бозаевой из соседнего села, втайне сообщил — заинтересованная сторона, боясь последствий, архивное дело уже выкупила: все-таки есть на что милиционерам жить, раз из бюджета не платят.

Ходоки издалека тронулись дальше — в обшарпанное полуподвальное помещение прокуратуры. Прокурор, молодой, весьма симпатичный, по разговору очень эрудированный человек, тоже в курсе, и тоже заведено дело, но не продал, он всем возможным при Бозаевой лексиконом поносит режим да разводит руками:

— Все решает их суд. А какой это суд, если судья вроде руководствуется Кораном, а это священное писание никогда не читал и не умеет, не знает арабского, и русским не владеет, да и никакого языка он не понимает, даже чеченского... впрочем все они такие — идиоты, недоучки, до власти дорвались, — прокурор нервно постучал ухоженными пальцами по столу. — Мой совет — идите сразу в республиканский суд, там парнишка тоже молодой, но более-менее грамотный, а главное, не в пример остальным посовестливее и из порядочной семьи.

Так они и поступили, пошли в республиканский суд, а там никого, лишь обросший богатырь-охранник, вразумительно ответить не может, и тогда пришлось идти в районный суд. Здесь изначально все сложилось печально.