Канта Ибрагимов - Аврора

— Да, — быстро согласился Цанаев, понимая, кто правит балом, и надеясь от этого уйти. — А крышу починить сможем?

— И крышу починим, и отцу с племянником операцию в Европе, и себе дом! — вот теперь улыбается, буквально сияет Аврора. — Лишь бы не было долгов и никто не мешал… Все будет хорошо, — и вдруг, как бы внушая самой себе, она выдала: — Я сильная, очень сильная! Я вынесу все!

Как настоящий ученый, тем более естественник, Цанаев политику, точнее, политиканство, не любил. Он это объяснял просто. Бог создал мир по одним, неизменным, законам, которые люди должны познать, чтобы выжить и жить еще лучше. А политика зависит от людей, от тех законов, которые выдумывают и изменяют люди — это не постоянство, это нестабильность, и вообще, политика — это в угоду одних, назло другим и так далее. То ли дело физика: любой человек поскользнется — упадет, а не взлетит — вот это закон!

Но как бы там ни было, а человечество все равно должно жить по каким-то законам, конституции. И вот после долгих-долгих лет войны, хотя военный конфликт еще тлеет, Глава Чеченской Республики в поисках мира добился права провести референдум по статусу республики и по конституции.

Цанаев всегда и во всем поддерживает Главу, и когда объявили, что в НИИ, по традиции со времен СССР, будет организован избирательный участок и председатель он, Цанаев, как советник Главы, добросовестно взялся за это политическое дело, однако, без особой любви, потому что к нему в первый же день явился усатый особист, и хотя он и раньше представлялся, Цанаев его фамилию не запомнил, а теперь вроде придется работать вместе:

— Бидаев — ответственный за этот участок и, вообще, за всю территорию в округе, — он грузно, по-хозяйски расположился на стуле. — Я обязан знать и знаю все, что творится здесь.

— Вы участковый?

— Хм, — ухмыльнулся вошедший. — Скажем так — смотрящий.

— Это жаргон? — удивлен директор.

— Ну, чтобы было понятней — ответственный… И мне до окончания референдума нужен здесь рабочий кабинет.

Цанаев — законопослушный человек. Он понимает, что референдум — дело архиважное, и необходимо ради общества немного потерпеть. Тем более, что теперь вокруг НИИ постоянно дежурят военные и милиция. Но они не докучают, кабинеты не требуют.

А вот Бидаев, хорошо еще, что не отобрал директорский, зато выбрал кабинет ученого секретаря. Так Таусова в кабинете почти не бывает — почти всегда в полуподвальной лаборатории. И Бидаев, мол, осматривает здание, частенько в лабораторию заглядывает, порою там задерживается, и случается даже так, что встревоженно-напряженная Аврора первая выходит из лаборатории и стоя у двери:

— Мне надо запереть дверь, здесь очень ценное и уникальное оборудование.

— Ты ведь так рано не уходишь, — слышен вальяжный голос Бидаева.

— Я устала, покиньте, пожалуйста, служебное помещение.

— Для меня закрытых дверей нет!

— Даже в ад! — уходя крикнула Аврора.

— В загробный мир не тороплюсь, — усмехнулся Бидаев. — И есть ли он вообще?

— Безбожник, — процедила Аврора. — Таковы и ваши дела.

А дела, в смысле научные дела Авроры, совсем не шли. Как директор, Цанаев все это видел и знал, но он ожидал, что Таусова вот-вот к нему явится с жалобой на Бидаева, а она, наоборот, вовсе перестала на работу ходить и уже по институту ходит слушок, якобы, как-то поздно вечером Бидаев явился под хмельком и стал к Таусовой приставать, и, вроде, дело дошло до потасовки. У Таусовой синяк, поэтому она не приходит на работу.

Чтобы не оперировать слухами, а самому во всем убедиться, а если честно, то Цанаев сам хотел видеть Аврору, и пошел к ним — пожалел. Авроры дома не оказалась, а он вновь вошел — эти инвалиды, — у него сердце защемило. Он даже не помнил, как вернулся в свой кабинет, и почти следом — Аврора, в темных очках.

— Правда, что я слышал? — суров директор.

— Вы об этом, Бидаеве?.. Гал Аладович, пожалуйста, хотя бы вы не связывайтесь с ним. Тем более, из-за меня. Грязь!.. Может, я в отпуск уйду до окончания референдума?

— Какой отпуск!? У нас контракт, сроки поджимают, и сама знаешь — одна надежда на твой грант.

— Я думала, — после некоторой паузы сказала Аврора, — что никого и ничего не боюсь, кроме Бога. Но он такой мерзкий. Не связывайтесь с ним.

— Работай, — чуть ли не крикнул директор, — а я с ним разберусь.

Цанаев официально вызвал Бидаева в свой кабинет и специально стал говорить на русском:

— Слушай, — перебил его Бидаев, — может, у тебя с ней того? — и он показал непристойный знак.

— Чего?! — вскочил разгневанный директор. Некоторое время он не мог найти подходящих слов, потом рванулся к двери, настежь раскрыл: — Пошел вон!

— Для меня все двери раскрыты, — нагло и развязно Бидаев приблизился к Цанаеву и, прямо в лицо обдавая неприятным запахом, прошипел. — А ты знаешь, что твоя Аврора проходит по нашей разработке — за экстремизм?.. Хе-хе, теперь и ты с ней будешь на пару.

— Пошел вон, — также в лицо выдал Цанаев, — и пока я здесь директор, чтобы духу твоего не было.

— А то что будет? — Бидаев небрежно ткнул Цанаева локтем.

— Что будет! Что будет! — директор чуть ли не дрожал от ярости. — Посмотришь, что будет! — прошипел он.

— А что откладывать? — усмехнулся Бидаев.

— А-а, — почти рассвирепел Цанаев. Был конец февраля, здание института почти не отапливается — газ еле горит, все в верхней одежде. Цанаев прямо в кабинете скинул пальто: — Пошли, пошли, — схватил он за локоть Бидаева, ощущая его природную мощь, от этого еще более раздражаясь. — А ну пошли, я тебе покажу.

Выросший в Москве, никогда, даже в детстве, не дравшийся интеллигентный Цанаев рвался в бой, по-нимая, что других аргументов в этом городе у него нет.

В сгущающихся сумерках они обошли здание института, где горами припорошенный снегом послевоенный хлам, строительный мусор и подбитый грузовик.

Не зная, что делать и как делать, Цанаев скинул пиджак, потом галстук, даже боксерскую позу занял.

— Я вижу, ты серьезно болен, — усмехнулся Бидаев. — Надо мозги вправить, — тут он тоже медленно скинул камуфляжный ватник. Под ним оказывается огромный пистолет в кобуре, нож и еще масса непонятного для Цанаева оружия.

— Ну, давай, — дал команду Бидаев.

Цанаев бросился, от удара полетел, упал всем телом на разбитые кирпичи, почувствовал сильную боль.

Раздались крики, из-за угла появились сотрудники института. Цанаев только помнил, как Аврора повела его в кабинет, чистила его одежду, мыла испачканные руки. А потом она сама наливала ему чай, заботилась о нем.

Это внимание Авроры было так приятно, что Цанаев, наверное, еще не раз пошел бы драться. Однако сама Аврора была крайне встревожена: