Лариса Захарова - Операция «Святой»

Вошла Нэнси с подносом, принялась обносить гостей ликером, бросая на премьера требовательные взгляды. Он понял, что от нее не отвертеться, и заговорил о своих намерениях неопределенно и туманно.

— Что же касается господина Гитлера… Во-первых, я и Даладье наверняка будем вынуждены обратиться к нему с призывом быть более осмотрительным. Лично я готов раскрыть перед господином Гитлером всю привлекательность возможности решить острый вопрос эволюционно. Эволюция… На ней крепится мироздание, как уверял покойный мистер Дарвин, — премьер острил.

О’Брайн вышел на Сент-Джемскую площадь голодный и злой. Разумеется, британское лицемерие давно вошло в поговорку на континенте, но существуют же пределы! Не до шуток, честное слово! В центре континента стоят две наиболее подготовленные армии, и одно слово — и они сойдутся, сметя, возможно, с лица Земли не одну Чехословакию. Так уже было, когда эти армии встретились из-за еще менее интересного клочка земли, чем Судеты, после убийства эрц-герцога Фердинанда.

В половине третьего О’Брайн договорился с Дорном встретиться в палате — О’Брайн достал для него гостевой билет на галерею. Но, пожалуй, есть смысл увидеться пораньше, а заодно действительно позавтракать. Отказался от машины, любезно предложенной коллегой из «Дейли телеграф», и пошел пешком через площадь, в клуб на Сент-Джеймс-стрит. Год назад он тут завтракал с Пойнтом, размышляя, кто же такой Дорн и как использовать в своих интересах этого человека, явно связанного с разведкой. Теперь же не ясно, кто кого использует в своих целях: то ли О’Брайн Дорна, то ли Дорн О’Брайна. Впрочем, они оба пришли к выводу: если не остановить поток лжи и лицемерия, который падает из Кливдена и с Даунинг-стрит в пучину мировой политики, если не раскрыть перед общественным мнением народов суть заговора, творимого под сенью парламента, — война действительно окажется не за горами.

Из клуба О’Брайн позвонил Дорну в контору.

— Мистер Дорн на переговорах, — ответил служащий тоном пресс-секретаря Форин-оффис. О’Брайн весело рассмеялся. В самом деле, служащий Дорна имеет право так говорить, если он, конечно, в курсе, какие переговоры, случается, ведет его хозяин. Совсем далекие от деревообработки и лесоторговли.

— Когда мистер Дорн освободится, — продолжил О’Брайн, но его тут же перебили:

— Мистера Дорна нет в конторе.

— Но если мистер Дорн даст о себе знать, — настойчиво сказал О’Брайн, — попросите его до двух часов позвонить в клуб «Этенеум» мистеру О’Брайну. Номер телефона…

— Благодарю. Телефоны клубов есть в справочнике. Непременно.

Дорн не позвонил. Он приехал в «Этенеум» около часа дня. Выглядел он усталым и очень расстроенным. Таким, пожалуй, О’Брайн никогда еще не видел его.

— Ну, как ваши переговоры? Продали очередную партию шведского леса?

— Я рад, Майкл, что мы увиделись до дебатов. Я действительно был на переговорах. Позвольте, я не стану пока называть людей, с которыми имел дело, поскольку сначала должен сделать все, что в моих силах, чтобы не было того, о чем они говорили со мной, — видимо, Дорн впрямь был не в себе, откуда-то вдруг неправильные английские фразы — Дорн всегда говорил очень точно, с оксфордским синтаксисом. — Речь шла о том, что в случае аннексии чехословацкой территории английская собственность в этих областях будет передана Германии.

— Эту тему вела ваша сторона?

— Нет, О’Брайн, ваша. Дворник будет в палате?

— Я сделал для этого все.

— Что ж… Значит, мы с вами должны сделать все, — многозначительно сказал Дорн, но его лицо так и оставалось подавленным, словно он уже ни на что не надеялся. — У меня есть сюрприз для профессора. Вряд ли он ему понравится, но произведет отрезвляющее впечатление. Кстати, скажите ему о моих утренних переговорах. Это первое. Ну а второе… Если и после этого он не поймет, что Бенешу пора запросить Москву… Тогда, тогда я подключусь с моим сюрпризом. Такие вещи выпускаются в последний момент.

— Могу полюбопытствовать?..

— Потом, — вяло отозвался Дорн.

— Да не тушуйтесь так, — участливо сказал О’Брайн. — Мы их одолеем, если не сегодня, так позже. Да что с вами? На вас лица нет. — «Неужели Дорна так потрясла двойная игра наших политиканов? — удивлялся О’Брайн. — Дорна, который прекрасно знает цену всему, что происходит? Нет, здесь что-то другое», — и О’Брайн не решился больше задавать вопросов. В конце концов, если Дорн захочет поделиться по-дружески, он сделает это.

— Я должен вас поздравить, Майкл, — сказал Дорн. — «Историческая комиссия при рейхсфюрере СС» свернула свою работу. Не без вашей помощи… Публикации в клерикальных изданиях показаний убийцы Дольфуса вызвали большой политический резонанс. Шушнига не посмели судить. Но и из концлагеря не выпустили. Очевидно, чтобы не дать возможности австрийской эмиграции поднять имя Шушнига на свое знамя. Правда, условия у бывшего канцлера Австрии стали в Дахау лучше.

— Пойдем? — коротко спросил О’Брайн. — Денек хороший, прогуляемся по Стренду и набережной, дойдем до палаты. От Темзы хорошо рыбой пахнет, лед наконец ушел. — О’Брайн поднялся.

Они шли молча, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. О’Брайна все меньше тяготило удрученное состояние спутника. Чем ближе они подходили к набережной Виктории, тем увереннее чувствовал себя О’Брайн. Мандер заставит сегодня попотеть Чемберлена, заставит краснеть и бледнеть Астор! Надо знать Мандера. О’Брайн знал его еще со школы — никто тверже Мандера не исповедовал правил крикета. Теперь Джек заседает в палате, представляет либералов от округа Данди. А уж его остроумию мог бы позавидовать сам Джером К. Джером. Любопытно, разрешит ли Роттермир дать в газете отчет о предстоящих прениях, если они пройдут как задумано?

У моста Ватерлоо Дорн вдруг сбавил шаг и пристально посмотрел туда, где высились мачты «Дискавери». О’Брайн перехватил этот напряженный, горький взгляд и опять удивился. Что так привлекло вдруг Дорна к старой яхте бедняги Скотта?

После того ужина у Багратиони Дорн и Нина встречались уже ежедневно. Здесь, на набережной возле «Дискавери», где всегда многолюдно, где встреча не привлечет внимания, легко можно раствориться в толпе любопытных. Нина специально поступила на курсы для молодых женщин, которые открылись в Дамском клубе, там обучали шитью, кулинарии, всему необходимому хозяйке дома, и потому ее отпускали в Лондон ежедневно, одну… Отец даже неожиданно одобрил ее желание учиться хозяйничать.

…Они выкраивали эти часы. Они воровали их у секретов плумпудинга и навыков вышивки «ришелье», у расчета выкроек и методики ухода за новорожденным. Природа была милостива — в парках было тепло даже в самых тенистых аллеях, куда они уходили, чтобы остаться вдвоем. Дорн вдруг узнал, что такое нежность. Понял, что в любви к женщине есть что-то от сыновьего и отцовского чувства сразу. Он ощущал себя человеком совершенно новым, испытывал какой-то необычный внутренний подъем. Все это время он много работал. Но напряженно ждал той минуты, когда они встретятся. Он тогда не думал ни о будущем, ни о настоящем, он даже ничего не вспоминал. Как много человеку надо и сколь малым можно все заменить — двумя часами в тенистой аллее, мягким прикосновением щеки, легким дуновением ресниц…