Владимир Брагин - Застава в огне

— Можно спасти всех, — сказал Хуршет.

— Хорошо тебе говорить, когда нет семьи, — хмыкнул Солоджон.

Неожиданно в разговор вступил до сих пор молчавший Бободжон, младший из стариков.

— Я никогда не прощу себе, если «зеленые фуражки» сгорят в огне! — страстно произнес он. — И кишлак наш будет проклят, если мы предадим таких людей.

Этими словами он несколько поколебал решимость стариков думать без оглядки только о себе. Действительно, это не совсем красиво по отношению к пограничникам. Однако по-прежнему существует опасность попасть под мстительный удар моджахедов, который может оказаться существенней любого проклятия. Они люди коварные и обид не забывают годами.

Нужно было каким-то образом склонить чашу весов на свою сторону, и Хуршет решительно сказал:

— Если вы так боитесь афганцев, скажите людям Надир-шаха, что это я предупредил заставу.

Старики переглянулись. Никто не произнес ни слова, однако все прекрасно поняли друг друга, и Мустафа, словно выступая от их имени, сказал:

— Зачем ты унижаешь нас, Хуршет! Никто не назовет твое имя.

— Мы скажем, что ничего не знаем, — добавил Солоджон, — мы всегда так говорим.

— Может быть, шах забудет про нас, — принялся рассуждать вслух Карим. — Но Селим не простит, никогда не простит. Это точно. Почему бы пограничникам…

Тут остальные старики замахали на него руками, заговорили наперебой:

— Все уже, все! Мы уже все решили!

Пора было расходиться по домам. На улице Хуршет, выкатив свой велосипед, попрощался со стариками:

— Не волнуйтесь, я быстро — пятнадцать минут туда, пятнадцать обратно.

— Осторожно в темноте. Благослови тебя, Аллах.

Учитель ехал к заставе по неосвещенной дороге и мурлыкал под нос простенький мотивчик. Ехал не слишком быстро, в такой темноте не разгонишься. Наконец впереди, на фоне неба, увидел едва заметный в это время силуэт наблюдательной вышки. Застава была совсем близко, и Хуршет поехал быстрее.

Неожиданно со стороны правой обочины раздались три выстрела. Стреляли из автомата с глушителем. Вскрикнув от боли, Хуршет замертво свалился.

Две фигуры с автоматами выбежали на дорогу. Один пнул учителя ногой и выстрелил ему в лицо. Второй прошипел: «Собака! Предатель!» и выстрелил в сердце. После этого убийцы стремительно скрылись в темноте.

В казарме, примостившись у окна, Исмаилов что-то записывал в тетрадке. Он писал с таким увлечением, что не сразу заметил, как сзади подошел Аскеров. Увидев капитана, Алишер хотел встать, но тот придержал его за плечо:

— Сиди, сиди, Исмаилов. Не буду тебе мешать. Я, кстати, хотел узнать, почему ты до сих пор не в отпуске? Была же договоренность.

— Так военная опасность, товарищ капитан, отпуска отменили.

Мансур досадливо поморщился. Вот и еще одна насущная проблема, которая упущена из-за его отстранения, — так и не отправил Исмаилова с заставы.

— А почему ты не спишь? Время еще есть.

— Помните, товарищ капитан, я вам про Эвариста Галуа рассказывал, французского математика, который погиб в двадцать один год? Его на дуэли убили. Так вот, он в ночь перед дуэлью написал лучшую свою работу.

— Ты сейчас работаешь?

— Да, бьюсь над уравнениями Навье-Стокса. Это одна из математических проблем тысячелетия.

— Неужели решил?

— Еще не совсем, но я, кажется, понял, как надо решать. Разработал алгоритм, а это в данном случае — самое главное. Товарищ капитан, можно… то есть разрешите отдать вам на хранение в сейф?

— Конечно. Ты уже закончил?

— Да. Теперь я пишу ответ девушке, вчера письмо от нее получил.

Аскеров взял тетрадь, понимая, что это, возможно, самый важный документ, который когда-либо побывал у него в сейфе. Он спросил у Алишера, где его место по расписанию, и, узнав, что в первом окопе, сказал:

— Нет, будешь при мне. Скажи это капитану Клейменову. — Заметив в глазах рядового несогласие, уже строже добавил: — Это приказ, понял?

— Так точно.

Бой начался до наступления рассвета, да и рассвет наступил бы сегодня позже обычного — небо было пасмурное, в низине стоял туман, моросил мелкий дождик. Погода была откровенно нелетная, в такую на помощь с воздуха можно не рассчитывать.

Стоя за естественным скальным укрытием, Абу-Фазиль поглядывал на часы. Рядом с ним находились радист и два его личных охранника. Он обратился по портативной рации ко всем командирам:

— Я — Отец. Сообщите готовность.

Селим, Абдул-Керим и Сафар-Чулук поочередно отвечали ему: Младший готов, Средний готов, Старший готов.

— Слава Аллаху! — сказал Абу-Фазиль.

По его приказу стрельбу беглым огнем начали три гаубицы, расположенные далеко за рекой, на открытом пространстве. Наблюдатели видели, как от разрыва снаряда упала радиоантенна; другой попал в середину здания казармы.

Гаубицы продолжали стрельбу. Один снаряд угодил в дом офицерского состава, о чем наблюдатель по рации радостно сообщил Абу-Фазилю. Вполголоса поблагодарив Аллаха, командир приказал открыть минометный огонь, и за дело принялись три легких миномета. Мины рвались сначала на уровне спортплощадки, потом следующие три взрыва были на территории плаца.

Нервно поворачивая бинокль, наблюдатель пытался лучше разглядеть заставу, окутанную клубами пыли. Он растерянно сообщил:

— Никого не вижу! Никто не бежит к окопам!

Дымились разрушенные казарма, офицерское общежитие и командный пункт. Иногда можно было разглядеть, как между постройками мелькнут одна или две фигуры; вот парочка пробежала перед казармой.

— Они мечутся между зданиями! — запаниковал наблюдатель. — Мины бьют в пустоту!

Абу-Фазиль был озадачен. Происходящее могло означать либо хитрость противника, либо его полную деморализацию. Куда делись пограничники? Почему в эфире тишина?

Гаубицы по-прежнему стреляли беглым огнем. Снаряды рвались вокруг капонира, наконец один из них угодил в цель. Башня завалилась набок, во все стороны разлетелись металлические ошметки, повалил черный дым.

— Слава Аллаху! БМП поражена! — воскликнул наблюдатель. Абу-Фазиль облегченно засмеялся и принялся бодро отдавать по рации новые распоряжения:

— Я — Отец! Я — Отец! Гаубицы отбой! Минометы, цель — дальний рубеж! Старший брат, я — Отец! Они подавлены! Вперед! Вперед!

— Я — Старший! — так же радостно отозвался голос Сафар-Чулука. — Мы идем вперед!

Сафар-Чулук находился на подходе к заставе. Разгоряченный, с горящим взглядом, он махал длинной палкой, указывая своим бойцам направление атаки: «Вперед! Вперед, воины Аллаха!» Моджахеды, пригнувшись, рассыпались в цепь по всему фронту. Впереди дымила расстрелянная застава и грохотали разрывы мин. Абу-Фазиль настойчиво допытывался у снайперов, что они видят. Те отвечали, что кругом дым и не видно ни одного живого человека.