Владимир Брагин - Застава в огне

В коридоре хлопнула дверь, раздался топот шагов и послышался голос Мансура, выкликающего Ратникова. Услышав свою фамилию, Владимир едва не уронил чашку с чаем. Выглянул в коридор и увидел озабоченного Аскерова. Тот подозвал его к себе и отвел в конец коридора. Там полушепотом сказал:

— Завтра ты мне нужен, с личным оружием. Поедем в поселок. Ты вообще как себя чувствуешь в ближнем бою?

— Рукопашкой занимался. Был вроде бы на хорошем счету.

— Замечательно. Стреляешь как?

— В училище на «отлично».

— Работа будет не военная, а полицейская. Понял? И никому раньше времени ни слова. Ни одной душе. Поедем втроем — ты, Мюллер и я.

Ратников кивнул, проникшись важностью предстоящей миссии, потом не удержался и спросил, почему именно его включили в группу. Он думал, это его поощрили за найденный героин. Однако причина оказалась в другом: лейтенант был единственным новичком на заставе, моджахеды еще не знали его в лицо, не опасались.

— А нам ни к чему, чтобы они сразу видели пограничника — скроются, — несколько туманно объяснил Аскеров. Владимир понимающе кивнул, хотя всего глубокого замысла капитана не понял. Он рассудил, что во всех подробностях разберется на месте.

Мансур сказал, чтобы Ратников шел спать, поскольку завтра они выезжают рано, в семь утра. Лейтенант отправился к себе, а капитан, тихо постучав, зашел в комнату Клейменовых.

Мансур вошел, стараясь не шуметь. Уже поздно, общежитие затихает, и разговоры становятся слышнее. Катерина открыла ему дверь с таким видом, словно давно ждала. Теперь это была не простоватая, «своя в доску» женщина, какой только что ее можно было принять в обществе сослуживцев мужа. Теперь она стояла, словно дама на балу, ожидающая приглашения от кавалера.

— А я, еще подъезжая, обратил внимание, что у тебя свет горит.

— Да, чего-то не спится. Сама не пойму почему. Присядь, чего ты на ногах-то?

— Я на минуту.

— Ладно тебе, посиди. Небось за день набегался. Есть хочешь?

— Спасибо, нет. Как раз успел зайти в чайхану…

Аскеров не договорил, поскольку поведение Катерины показалось ему весьма странным. Она буквально ела его глазами, ему даже почудилась в ее взгляде похотливость, что совсем не понравилось капитану. Раньше Мансур за ней ничего такого не замечал.

Не спуская с него глаз, Катерина медленно приближалась. А подойдя вплотную, повела носом и вдруг спросила:

— Ты чего, Мансур, никак выпил? Вот так номер! Этого я от тебя не ожидала. Оказывается, ты скрытый алкоголик. Ну-ка, ну-ка, трезвенник наш…

Она шутливо потянулась к нему, чтобы уловить запах, убедиться в своих предположениях. Мансур отворачивался, но она так прижала его к стене, капитану уже и деться некуда. Осторожно, чтобы ненароком не причинить женщине боль, Мансур придержал ее за плечи и резко отстранился. Возникла неловкая пауза. Катерина недовольно сказала:

— Я и так чувствую запах. Все с тобой ясно.

— Да, выпил. Так обстоятельства сложились, что пришлось.

— Хочешь сказать, твоей вины в выпивке нет? А в чем есть? Ты чего пришел среди ночи?

— Я пришел сказать, чтобы ты не волновалась за Константина. Мне нужен там человек надежный. Таких, как он, мало. Вот я его и послал. Но большой опасности там нет, завтра днем он вернется. Я знаю, как ты нервничаешь всегда.

На лице Катерины ясно проступило разочарование. Оказывается, Мансур действительно пришел только затем, чтобы ее успокоить. Как настоящий друг. Теперь ей необходимо было скрыть свое огорчение. Понадеялась, что у мужика совсем другие намерения, серьезные, соскучилась по ласке, вот и не сдержалась.

Мысленно обзывая себя идиоткой, а его сволочью, Катерина приняла скорбящий вид.

— Спасибо. Ты настоящий друг.

Пожелав спокойной ночи и не услышав ответа, Мансур вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Катерина, схватившись обеими руками за голову, беззвучно проклинала себя за чудовищную глупость.

Утро застало Ровшана Сангина, старшего брата Хакима, в доме Фархада. Он специально напросился к нему, зная, что брат не подумает искать его здесь. Между Ровшаном и Фархадом давно были плохие отношения, а на днях к тому же они подрались. Это была такая ожесточенная драка, что остальные моджахеды перепугались, думали — все, одному из них конец. С грехом пополам их разняли, обошлось без жертв. Вчера же Ровшан повинился перед Фархадом, взял вину за ссору на себя, просил прощения. Все для того, чтобы тот приютил его на сегодняшнюю ночь. Здесь ему будет спокойней.

Ровшан лежал на матрасе, забившись за груду ящиков и коробок. Он был одет в рваный халат, из-под которого торчала голая нога, сильно перетянутая резиновым жгутом. В правой руке он держал шприц, левой пытался нащупать вену на ноге. Занимался этим несколько минут и безуспешно. Обычная история — у него тонкие вены, трудно попасть. Не повезло ему с венами.

Резко открылась входная дверь, и Ровшан испуганно вскинул голову. Кто бы мог появиться здесь в такую рань?

Перед ним стоял Хаким, его ноздри раздувались от ярости. Ударом ноги он выбил у брата шприц, затем схватил подвернувшийся под руку пояс от его халата и принялся нещадно хлестать по голове, по рукам, по шее, по ногам. При этом он, брызгая слюной, орал:

— Подонок! Скотина! Свинья! Кто клялся матери, кто обещал?! Руки тебе отрежу, ублюдок вонючий! Тварь из тварей!

Страдая от боли и унижения, Ровшан плаксивым голосом просил у брата прощения, но тот ничего не хотел слушать. Отбросив пояс, он схватил брата за отвороты халата, приподнял, плюнул ему в лицо и швырнул на матрас.

— Ты должен помнить, что идешь прикрывать Селима! Это твой брат. Наш брат. У защитника глаз должен быть чистый, рука верной! А ты что делаешь, тварь поганая!

— Прости, Хаким, шайтан попутал меня, не удержался. Аллах не помог мне…

— Учти, в нашем роду наркоманов не было и не будет! Ты понял это, кусок грязи?! Дошло до тебя?!

Ровшан надеялся, что экзекуция окончена, да не тут-то было — Хаким просто сделал передышку. Потом он опять схватил пояс, несколько раз стеганул Ровшана по лицу и плечам, несколько раз ударил его ногами.

Хакиму самому было больно за несчастного брата, жалко его. Ровшан плакал навзрыд, бросился к своему истязателю и обнял его ноги.

— Не бей, брат, не бей, я люблю тебя…

Разжалобил он Хакима. Тот, присев, обнял голову рыдающего старшего брата. Тело того сотрясали конвульсии, он жалостливо причитал:

— Что мне делать, Хаким?! Я сплю на героине, я ем на нем, я им руки умываю, что мне делать?! Не говори матери, умоляю тебя.

— Так и быть, не скажу. Но если еще раз увижу, свяжу тебя и брошу к баранам на неделю. А если и это не поможет, застрелю. Не дам позорить семью.

Постепенно остывая, Хаким поглаживал брата по голове. Ровшан в порыве благодарности принялся целовать его руки. В это время в комнате появились Фархад и Селим Сангин. Оба уже были одеты для выхода из дома. Фархад с понимающей улыбкой уставился на выясняющих отношения братьев. Невозмутимый Селим застегивал на боку бронежилет. Справившись с этой задачей, он взял небольшую спортивную сумку, протянул Хакиму и с нарочитой грубостью произнес: