Аркадий Минчковский - Мы еще встретимся

— Друзья, — сказал Берман, поправив очки, — вот это последний год, который встречаем мы все вместе. Еще полгода — и, возможно, разойдемся кто куда. Что ждет нас впереди? Может быть, здесь среди нас сидят будущие великие ученые, прославленные полководцы. Никто не знает, что готовит ему жизнь, но у каждого есть мечта. Так давайте же выпьем за эту индивидуальную мечту, и пусть каждый из нас скажет сегодня, что за мысли таятся в его голове.

Поднялся шум.

— Превращусь если не в Толстого, так в то́лстого! — кричал Якшин, закусывая солидным куском пирога.

— Рокотов будет главным вратарем страны, от слова «врать», — острил Чернецов.

— А Чернецов городской каланчой, — неостроумно парировал ненаходчивый Рокотов.

Но Лева восстановил порядок. Он потребовал, чтобы каждый говорил о себе правду, а остальные пили бы за осуществление его мечты. Шутя предупредил, что новогодние мечты сбываются и, если сказанное будет неправдой, настоящие мечты не осуществятся.

И друзья поведали друг другу сокровенные желания.

Краснея и запинаясь, Молчанов сказал, что он хотел бы изобрести ракету, которая выйдет из сферы притяжения Земли, изобрести то, над чем многие годы бьются ученые мира, или что-нибудь в этом роде…

Чернецов признался, что он мечтает стать капитаном дальнего плавания, на океанском корабле обойти земной шар, побывать в Африке, посмотреть Египет, Иран, Южную Америку.

В эту памятную ночь товарищам стало известно друг о друге то, о чем прежде они даже не догадывались.

Они узнали, что добрая Валя Логинова имеет такое же, как она сама, трогательное желание — стать детским врачом, что маленький Якшин собирается быть директором большого завода, Лева Берман хочет написать книгу, которую все прочтут от начала до конца. Майя Плят, — чего никто не ожидал, — сниматься в кино, Нина Долинина — научи́ться играть так, чтобы нравилось всем, кто будет ее слушать.

Словом, каждый открыл в этот поздний час товарищам то, что так долго хранил в тайниках своей души, и только Ребриков увильнул от прямого ответа. Он говорил, что, пожалуй, скорей всего он будет управдомом или заведующим рестораном, — «это работа не пыльная, но денежная», или откроет киоск газированных вод. Потом сказал, что личность его вряд ли заслуживает пристального внимания и лучше, если ему позволит уважаемое собрание, поговорить о будущем своих друзей.

Кругом закричали:

— Давай, давай!

Ребриков откашлялся и начал. Он сказал, что Якшину никак нельзя быть директором, потому что за какой бы он стол ни сел, его не будет видно, что Лева Берман напишет книгу философских стихов, а потом вдруг выяснит, что такую же тысячу с лишним лет назад уже написал какой-нибудь Шота Руставели.

Он сказал, что Рокотов никогда не женится, так как текста не имеет и объясняться в любви может только при помощи футбольных приемов, которые не всем девушкам нравятся. В общем, наговорил много невероятного, остроумного, по-настоящему смешного.

Друзья от души смеялись, когда Володька изображал, как в двухтысячном году старенький межпланетный академик Молчанов, побывавший к тому времени на Марсе, Венере и прочих светилах, встретит избороздившего все океаны морского волка Сережку Чернецова и как забавно будут вспоминать они десятый класс. А на прощанье Чернецов слегка, как прежде, ударом под ложечку пощекочет Молчанова, и бедный старичок тут же испустит свой слабый дух.

За столом было шумно и весело.

Впереди была жизнь, ее необъятные манящие просторы едва вырисовывались перед теми, кто сидел здесь. То, что изображал Ребриков, было смешно и неправдоподобно, мысль о смерти не могла прийти в голову в эти часы. Болезнь, старость… казалось, их вообще не было в природе. Володька был в ударе.

Он еще показал, как будет нянчиться с новорожденным Сергей, и так похоже изобразил его нежную женушку, что все легко догадались, что это Майя Плят, а Майя очень смутилась и покраснела.

Компания была в восторге от Володьки.

Но во время одной из пауз, пока покоренная аудитория еще не пришла в себя от смеха, Ребриков внезапно увидел, что Нина вовсе не смеется его шуткам, а смотрит на него насмешливо и, как показалось Володьке, с некоторым сожалением, как бы говоря: «Это все, что ты мог придумать?!»

«Она нарочно, чтобы разозлить меня, — подумал Володька. — Ну, ладно, я тебе покажу». — И он снова завладел вниманием ребят.

— Слушайте, — заговорил он, — а хотите знать, что будет с Долининой?

Мгновенно все утихли. Он заметил, что Нина насторожилась. Ага, очень хорошо!

— Вы думаете, что она будет актрисой? Знаменитой пианисткой? Или там еще кем-нибудь?.. Ничего подобного, — нахально продолжал Ребриков. — Пройдет несколько лет, и вылетят все эти идеи и благородные стремления. Выйдет наша Ниночка замуж за толстого бухгалтера («бухгалтер» для Володьки было слово ругательное). Заведутся у них детки. Будут они ходить в кино на заграничные картины, и Ниночка, опустив головку на плечо своего муженька, будет говорить: «Смотри, котик (так она будет звать своего бухгалтера), какое у нее изумительное платье». И толстый котик скажет: «Ничего, птичка, вот я сведу сальдо с бульдо и куплю тебе такое же».

И он так смешно изображал толстого котика и так забавно лепетал, показывая птичку, что все буквально покатывались со смеху.

И тут случилось необыкновенное.

Десятиклассники ждали, что Нина, как это бывало в таких случаях, даст сейчас же достойную отповедь Володьке, но произошло совсем другое.

Нина вдруг встала, на глазах ее показались слезы, и она с плачем кинулась в другую комнату.

Такого поворота событий не ожидал никто.

Наступила неловкая пауза.

Ребриков сразу как-то сник и почувствовал себя неуверенно и глупо. Он не понимал, что случилось с Ниной. Он помнил, что порой подтрунивал над Долининой куда злее, и все же Нина всегда спокойно и остроумно отвечала ему, а тут… Кажется, его слишком занесло. А главное, он вовсе не хотел этого. Наоборот, он даже где-то в глубине души надеялся, что, возможно, сегодняшний вечер положит начало новым, дружеским отношениям с Ниной. Володька кое-как пробормотал еще несколько слов и, умолкнув, опустился на свой стул.

За Ниной ушла Валя, потом они обе снова появились за столом. Нина успокоилась, но в сторону Ребрикова больше не смотрела.

Вскоре все забыли о недавнем происшествии.

Потом пили за будущее, за счастливое окончание школы. Подняли бокалы за дружбу до конца жизни.

После ужина играли в «телефон», в «мнения», в «знаменитую личность».

Случилось так, что в завешенной шубами прихожей Ребриков на момент остался с глазу на глаз с Ниной.

Он быстро подошел к девушке и, взяв за руку, не глядя на нее, сказал: