Наталья Кравцова - Из-за парты — на войну

— Наташа, держи на прожектор! Быстрее!

Но быстрее я не могла: слишком мала скорость у нашего По-2. Пока я летела к прожектору, с берега по освещенному катеру открыл огонь пулемет. С катера тоже вели огонь. Когда мы наконец очутились над прожектором, Нина бросила на него одну бомбу. Только одну, чтобы там, внизу, знали, что у нас осталось еще несколько бомб. Прожектор немедленно выключился и, пока мы над ним кружили, не подавал никаких признаков жизни. Ловить нас он даже не пытался. Сегодня вообще все было не так, как обычно: вместо того чтобы избегать прожекторов, мы искали их, а немцы, занятые обстрелом наших катеров, не успевали оказывать противодействие самолетам.

Покружившись над прожектором, мы повернули в сторону пулемета, который обстреливал катер. Едва отошли немного, как прожектор снова включился.

— Выдерживай курс поточнее! — предупредила Нина.

Тщательно прицелившись, она бросила бомбы на пулемет, который строчил без устали, и мы опять поспешили к прожектору. Видимо, Нина попала точно в цель, потому что пулемет замолчал. Но зато соседний, стоявший неподалеку, перенес свой огонь на наш катер. Мы не успевали…

— Скорее! Надо погасить прожектор! — волновалась Нина. — Наши уже подплывают к берегу, а он светит!

Она торопила меня, а я злилась, что у нашего самолета черепашья скорость, и на полной мощности выжимала из него все, что могла.

— Катер! Смотри, как горит!

Действительно, пламя разгоралось все сильнее, и я живо представила себе горстку людей на пылающем катере, под пулеметным огнем. По спине пробежали мурашки.

Больше не было бомб, но мы не сразу улетели, а некоторое время еще кружили над прожектором, который боялся включиться. А тем временем горящий катер подплывал все ближе и ближе к берегу…

Уже потом, после войны, я узнала, кого мы с Ниной прикрыли с воздуха при высадке десанта, кто был командиром катера, который первым причалил к неприятельскому берегу. Слава Головин, тот самый Слава, с которым мы учились летать на планере, сам же и рассказал мне впоследствии подробности высадки.

…Огонь вспыхнул на корме, встречный ветер сносил его в сторону моря, и все же он быстро расползался, перемещаясь к центру катера. Никто не гасил пламя: для этого не оставалось ни сил, ни времени. Катер, опередив остальные, шел к берегу.

Вражеский пулемет, стрелявший с высотки на берегу, косил людей, но прыгать в воду было еще рано, и Слава напряженно ждал, не подавая команды. Он знал, что десантники давно готовы покинуть катер, и стоит ему сейчас сказать всего одно слово, как все, кто уцелел, бросятся в море.

Но Слава не спешил: нужно было определить этот решающий момент с максимальной точностью. Подать команду раньше времени — и многие десантники, даже те, кто не ранен, утонут, выбившись из сил, если глубина моря окажется большой. В то же время и медлить нельзя, так как пулемет может скосить людей до высадки.

Отыскав глазами лейтенанта Савкина, своего заместителя, которому верил, как самому себе, и на которого опирался в трудную минуту, Слава увидел, что тот, согнувшись, помогает раненому передвинуться подальше от огня, и немного успокоился, как бы убедившись, что можно выждать еще чуть-чуть и от этого ничего страшного не случится.

Стоя у борта и вглядываясь в море, Слава пытался определить, какова обстановка сейчас, когда катера уже пересекли Керченский пролив и подходят к берегу. Соседний катер, освещенный лучом прожектора, яростно отстреливался, и длинная лента трассирующих пуль тянулась от него к вражескому пулемету. Некоторые катера горели, застряв в проливе на полпути, и дым стлался низко над водой, словно дымовая завеса. В лучах прожекторов шевелились розовато-серые клубы, а небольшие волны, освещенные с одной стороны, отбрасывали зловещие тени и казались огромными.

Слава поправил на груди автомат, посмотрел на темневшую впереди землю, которую предстояло отвоевать у врага, и сжал зубы так крепко, что свело скулы. Позади было море, впереди — вражеский берег с пулеметным огнем, атаками, рукопашными боями…

Огонь на катере полыхал, в спину жарко ударяло горячим воздухом, от дыма слезились глаза. Славе на мгновение показалось, что катер вообще не движется, а стоит на месте. «Еще немного…» — подумал он, усилием воли заставляя себя ждать. Мысленно он отсчитывал секунды, и они толчками отдавались в висках. Последние минуты были самыми тягостными и мучительными.

Один из десантников, не выдержав напряжения, крикнул, яростно выбросив кверху сжатые кулаки:

— Пора, командир! А то сгорим к…

Савкин, мгновенно очутившись рядом с ним, положил десантнику на плечо руку и резко встряхнул, призывая к порядку. В эту последнюю минуту перед высадкой очень важно было не допустить никакой паники, сохранить дисциплину.

Словно ожидая, когда ему напомнят и подтолкнут к действию, Слава оглянулся, нашел глазами Савкина, который молча кивнул ему, окинул зорким взглядом горящий катер и оставшихся в живых десантников, будто хотел на всю жизнь запечатлеть в памяти эту картину, и, надрывая голос, натужно крикнул:

— К берегу! За мной!

Своего голоса он почти не услышал, только увидел, как взмахнул рукой Савкин, повторяя его команду.

Прыгнув прямо с борта в неспокойную холодную воду, Слава уже приготовился плыть, держа в поднятой руке автомат, но оказалось, что глубина здесь была чуть выше пояса и можно было без особого труда идти по дну.

Справа и слева прыгали в воду десантники и, наклонившись вперед, шли к берегу. Прожектор, отключившийся перед этим на некоторое время, снова зажегся и теперь светил прямо в лицо, ослепляя и мешая идти. Казалось, он совсем рядом, рукой подать. Слава послал автоматную очередь в сверкающее зеркало, но до прожектора было слишком далеко.

Освещенные пламенем, полыхавшим сзади, и светом прожектора, десантники, тяжело дыша, выбирались на берег. Где-то недалеко послышался рокочущий звук мотора, и вскоре раздался грохот взрывов — это рванули бомбы. «Кукурузник», — подумал Слава, — на помощь прилетел». После того как самолет бросил бомбы, стоявший на высоте пулемет перестал стрелять. Нужно было воспользоваться моментом, чтобы приготовиться к бою.

Отяжелев от намокшей одежды, Слава делал последние шаги в воде. Но вот и берег, каменистый, скользкий. Выбравшись на сушу, он заметил впереди, совсем недалеко от берега, траншею и, взмахнув автоматом, крикнул:

— Давай в траншею! Выбить их оттуда!

Ему казалось, что никто его не слышит в страшной сумятице высадки, когда шум прибоя сливался с криками, пулеметными и автоматными очередями, с гулом самолетов. Он часто и тревожно оглядывался, но каждый раз с удивлением убеждался, что за ним идут, его понимают с полуслова и даже без слов.