Наталья Кравцова - Из-за парты — на войну

— Вот Чугарина запросто сядет на лес… — раздался в тишине голос Леки-Длинного.

У Вали обиженно дрогнули губы, а Короленко строго сказал:

— Ответьте вы, Дубровин.

Распрямившись во весь свой огромный рост, Лека по привычке пригладил рукой волосы и начал обстоятельно рассказывать все, что знал о воздушных потоках. Валя оживилась: да ведь это так просто — как же она не сообразила!

Дошла очередь и до меня. Пока я говорила о том, что такое аэродинамическое качество и как оно влияет на полет, Короленко как-то странно присматривался ко мне, будто видел впервые и удивлялся тому, каким образом я сюда попала. Не понимая, в чем дело, я умолкла на полуслове.

Я видела, как Тимоха с пылающими ушами изо всех сил сжимал обеими руками край стола, словно пытался отломить изрядный кусок. Он ободряюще кивнул мне, и я, встрепенувшись, заговорила громким голосом. Когда я кончила, Короленко неопределенно хмыкнул и отпустил меня.

На свое место я села с таким чувством, будто в чем-то провинилась, и Тимоха, наклонившись ко мне, сочувственно шепнул:

— Что это с ним? Ты же правильно ответила, я сам слушал все до последнего слова.

Недоумевая, я пожала плечами. Однако все выяснилось в тот же день во время полетов.

— На этом мы закончим. Впереди — самое интересное! — пообещал Короленко. — Сейчас отправимся на планеродром. Вот теперь-то мы и узнаем, кто из вас будет летчиком, а кого придется отчислить…

И все мы, мечтавшие о полетах, затрепетали, в душе все же надеясь, что инструктор не окажется слишком придирчивым.

Несколько минут спустя веселой гурьбой мы ввалились в трамвай, который, часто позванивая, понесся вниз по улице. Инструктор и Слава сели у окна, а все остальные остались стоять на площадке, хотя трамвай был полупустой.

— Где же Виктор? — беспокоилась Валя, выглядывая из трамвая на каждой остановке.

Наконец в трамвай прыгнул Виктор.

— Здорово, хлопцы! А я давно жду вас — нет и нет. Думал, прозевал. Хотел догонять, да вижу Лека-Длинный мотается в окне…

— А мы уже решили, что ты забросил авиацию! — сказала Валя, глядя на Виктора влюбленными глазами. — После поражения на соревнованиях…

Действительно, на республиканских соревнованиях авиамоделистов, где Тимоха и Лека заняли первые места, Виктору не повезло: его модель сломалась и совсем не взлетела.

— Ну, нет! Это мелочи жизни, — заявил Виктор, в глубине души все еще переживая свою неудачу. — Запомни, Валюха: с сегодняшнего дня кабина планера станет моим родным домом! Ты еще не раз услышишь имя Виктора Ганченко — обещаю тебе! И если когда-нибудь в центральных газетах будет написано крупными буквами…

— Громко сказано! — перебил Тимоха, который терпеть не мог выспренних фраз и всегда останавливал Виктора, когда тот начинал «разводить патетику».

— Я знаю, Тимоха, ты бы так не сказал, — стал оправдываться Виктор. — Ты другого склада человек. Ну, а я… Мне сначала слово нужно, просто не могу без слова, понимаешь?

Но Тимоха не понимал. Нахмурившись, он демонстративно отвернулся и молча стал смотреть в окно.

— А знаете, хлопцы, — продолжал Виктор, называя хлопцами всех, в том числе и нас, девчат, — когда мы с вами станем настоящими летчиками, у нас будет своя эскадрилья! Самым выдающимся летчиком среди нас будет, конечно, Тимоха, наш командир… И мы обязательно совершим групповой полет вокруг шарика!

У Тимохи от удовольствия порозовели уши, но, верный своему принципу, он счел необходимым спустить Виктора с небес на землю.

— Ты что-то, Виктор, спешишь. Сначала надо научиться летать! — усмехнулся он, на этот раз не рассердившись: идея группового полета пришлась ему по душе, а выражение «вокруг шарика» Виктор позаимствовал у Чкалова.

Короленко, разговаривавший со Славой, услышал последнюю фразу и покровительственно сказал:

— Ребята, не беспокойтесь — всех научу! Будете летать!

Он чувствовал себя всемогущим богом: от него зависело наше будущее, и ему хотелось быть добрым.

— Главное — это научиться драться в воздухе! — горячо заговорил Тимоха. — Обстановка накаляется.

Всего несколько месяцев назад кончилась гражданская война в Испании. А недавно мы узнали о событиях в районе реки Халхин-Гол: японцы вторглись в пределы Монголии, и наши войска выступили против них. Об этом сейчас писали газеты.

— Да, воевать, конечно, есть где, — сказал задумчиво Виктор. — Год назад — озеро Хасан, теперь — Халхин-Гол.

— Мы должны быть готовы ко всему! — заявил Тимоха.

И он с жаром начал рассказывать о том, как воевали с фашистами наши истребители в Испании и почему фашисты все-таки победили в этой войне.

Я знала, что все это он слышал от своего брата, который сражался в испанском небе на самолете И-16 и даже получил боевой орден за то, что сбил несколько фашистских самолетов.

В это время Короленко, выглянув из окна, посмотрел вперед, проверяя, далеко ли еще ехать, и весело сообщил:

— Скоро прибудем! Давай-ка, Виктор, запевай нашу!

И Виктор сильным голосом запел:

Народу в трамвае почти не осталось, и мы, чувствуя себя свободно, громко пели. За окнами, совсем близко, мелькали стволы сосен. То и дело мохнатые ветки, шурша хвоей по стенке трамвая, заглядывали в окна.

Мы горланили песни, пока не доехали до конечной остановки, очутившись на опушке соснового леса. Дальше тянулось песчаное поле, на котором кое-где возвышались холмы с пологими склонами.

— Здесь мы будем летать, — сказал Короленко.

Поле было пустынно. Только редкие сосны, парами и поодиночке, стояли в некотором отдалении от леса, да еще виднелась хатенка, где жил сторож, и рядом с ней сколоченный из досок сарайчик с громким названием «ангар», в котором, по словам Короленко, стояли два красавца планера.

Первыми у ангара оказались Тимоха и Виктор. Когда подошли остальные, они уже отодвинули большой засов и открывали отчаянно скрипевшую дверь.

— Проходите! — пригласил Тимоха и сам вошел раньше всех.

Сарайчик был очень мал. Сквозь щели в стенах пробивались солнечные лучи, в которых купались тысячи светлых пылинок.

Переступив порог, мы замерли от восторга. Два стареньких, видавших виды планера, трогательно прижавшиеся друг к другу, потрепанные, исцарапанные и в заплатах, показались нам прекрасными сказочными птицами.

С минуту все стояли молча, почти не дыша. Наконец Виктор медленно погладил пыльное крыло планера и торжественно произнес: